Маруся смотрела в окно, и вид у нее был, как у Робинзона
Крузо, провожающего взглядом корабль — последнюю надежду.
Потапов подумал и налил себе воды в кружку.
— Ты чего? — повторил он, отхлебнув из кружки. — Живот
болит?
Железобетонная потаповская логика привела Марусю в
замешательство.
— При чем тут живот?
— А чего ты тогда сидишь? — ответил вопросом на вопрос
проницательный Потапов. — Три часа ночи!
Выглядел он забавно: мятые боксерские трусы, только
привезенные из Лондона — почему-то лондонские трусы Потапов решительно
предпочитал всем остальным, — песочные волосы, торчащие в разные стороны, на
заросшей щеке вмятина от подушки.
Мужчина мечты, оценила про себя Маруся. Практически Том
Круз.
Потапов одним глотком допил воду и со стуком сунул кружку
обратно на полку, даже не ополоснув ее — привычка, которую Маруся терпеть не
могла, — подошел, обеими руками обнял ее и прижал к себе.
Под ее щекой оказалась грудь, теплая и твердая, чуть-чуть
заросшая жесткими волосами. Маруся как-то сразу размякла, уткнувшись в его
грудь, и ей стало очень жалко себя.
Потапов запустил руку ей в волосы на затылке и слегка, как
щенка, почесал ее.
— Что ты страдаешь? — спросил он и еще почесал. — Спала бы
лучше!
— Уволит он меня, — с тоской проговорила Маруся, чувствуя,
как стремительно разбухает комок в горле, — он меня уволит, и все!
— Кто? — не понял Потапов.
— Артур!.. Кто, кто!.. Кто еще может меня уволить?
— И из-за этого ты ночью рыдаешь на кухне?!
— Потапов, — сказала Маруся и кулаком утерла глаза, — тебя
когда-нибудь увольняли?
— Нет, — признался он, подумав.
— И меня — нет. И я не хочу, не хочу, чтобы уволили! Я
отличный работник, я умница, я все помню, всех знаю, я не теряю бумаг, не
выхожу из себя, не строю глазок начальству, не ношу на работе кожаную мини-юбку
и колготки в сеточку.
— Кожаные колготки и мини-юбку в сеточку ты и дома не
носишь, — пробормотал Потапов.
Марусе вовсе не хотелось улыбаться, ей хотелось плакать и
жалеть себя, и чтобы он тоже ее жалел, но все-таки она улыбнулась.
— Ты просто толстокожее животное, — сказала она и вытерла
слезы о его грудь, — один раз в жизни ты можешь мне посочувствовать?
— В три часа ночи — не могу, — отрезал Потапов. — Пошли
спать, Мань. Что это ты вздумала убиваться? Ну уволит, ну и что? Какая, к бесу,
разница!
— Как — какая разница?! — оторопела Маруся и, взяв его за
лондонские трусы, сильно толкнула. Потапов сделал шаг назад и плюхнулся на
стул. — Как — какая разница?! Куда я пойду?! Где я буду искать работу?! Алину
просить?! А у меня, к твоему сведению, ребенок! Может, ты об этом не знаешь?!
Как мы станем жить?!
— Со мной, — перебил Потапов мрачно, — вы с ребенком станете
жить со мной. Что ты на меня уставилась, Мань? Все это было ясно с самого
начала. Я тебя люблю, я на тебе женюсь. Если ты меня очень попросишь, я устрою
тебя на работу. Или сама устроишься, и пес с ним, с твоим Артуром!
— Потапов… — пролепетала Маруся. Слезы исчезли неизвестно
куда. Она потрогала ладонями щеки — сухие.
— Что? — спросил он раздраженно, и она вдруг поняла, что он
очень волнуется. Она прямо-таки видела, как он старательно и сосредоточенно
пытается держать себя в руках. — Что — Потапов? Что ты впала в такое изумление?
У тебя есть на примете лучшая партия? Ты ждешь предложения от князя Монако?
— Потапов, замолчи, — попросила Маруся жалобно, — просто я
никогда… мне еще никто… я даже и не думала, что…
— Что? — снова перебил ее Потапов раздраженно. — Я не могу
остаток жизни прожить в твоей хрущевке. Почему я должен уезжать, когда тебе
вздумается меня выставить? Для того чтобы надеть другой пиджак, я почему-то
должен с утра тащиться на дачу! Я, черт побери, живу без телефона, потому что
твой я никому не могу оставить! Я не могу ребенка из школы забрать, потому что
я никто. Твой любовник. А мне, между прочим, не двадцать два года, и я не
полный кретин, который забавляется тем, что сам с собой играет в какую-то там
свободу!
— Митя, что ты орешь?
— Я не ору! Я не знал, что ты такая дура!
— Я не дура!
— Но ты очень плохо соображаешь! — Он поднялся со стула,
очень высокий и раздраженный мужчина в одних трусах. — Плохо и медленно. И меня
бесит, что из-за какого-то ублюдка ты почему-то считаешь меня ублюдком тоже!..
— Я вовсе не считаю тебя… ублюдком тоже. Я просто не знала,
что ты захочешь на мне жениться.
— Если ты будешь так себя вести, я моментально захочу с
тобой развестись, — пообещал Потапов.
Как-то в одну секунду он устал. Иногда с ним такое бывало в
конце длинных и бессмысленных совещаний. Он не знал, что делать предложение —
такая трудная работа. Он даже вспотел немного, несмотря на то, что в Марусиной
кухне было прохладно.
Он снова взял с полки кружку и налил воды прямо из-под
крана.
— Ну что, — спросил он, попив воды, — на чем мы остановились?
— На том, что ты со мной разведешься, — как зачарованная
повторила Маруся.
Потапов шумно выдохнул и утер ладонью губы.
— Сначала я собираюсь на тебе жениться, — буркнул он, — и,
Мань, давай уже скажи, что ты счастлива, что ты ждала меня всю жизнь, и кинься
в мои объятия, что ли!..
— Да! — сказала Маруся и поднялась с табуретки. — Да, Митя!
Я счастлива, и я ждала тебя всю жизнь! Почему тебя так долго не было, Потапов?!
И она стукнула кулаком в его голую грудь.
Потапов поймал ее, прижал к себе и увидел, как со всех ног
драпает серая крыса его трусости, изредка оглядываясь и скаля мелкие злые зубы.
Подумаешь, крыса!..
Теперь можно не бояться. Он победил крысу и прогнал ее.
— Митя…
У самого его уха двигались теплые губы, и нос зарывался в
волосы.
— Ты знаешь, я ведь на самом деле боялся, что ты мне
откажешь.
Маруся недоверчиво посмотрела ему в лицо и засмеялась:
— Потапов, от тебя умереть можно!
