Эмма уверенно шла вперед, ориентируясь на вьющийся вверх дым. Когда до склона холма было уже недалеко, она остановилась, чтобы отдышаться и восстановить нормальный ритм сердцебиения. Она уже чувствовала запах костра и видела красные искры, взлетающие вверх вместе с дымом.
Внутри нее нарастало напряжение. Она еще не знала, что собирается делать. Получится ли уговорить ребенка вернуться в лагерь? Сможет ли она привести девочку туда силой, если потребуется? Она и в самом деле не знала, для чего пришла сюда. Казалось, что никаких здравых идей нет. Эмма просто знала, что должна быть здесь и что именно она должна быть здесь.
Наконец Эмма добралась до каменной кромки и остановилась, глядя на костер, который был уже близко. Энджел стояла возле него на четвереньках, ее лицо было освещено. В лунном свете казалось, что ее волосы тоже светятся.
Словно почувствовав присутствие Эммы, Энджел подняла голову. Она молча посмотрела на Эмму своими голубыми глазами, в которых уже не отражалось пламя.
— Мой горшок разбился, — слабым голосом произнесла Энджел и кивнула на горку черепков, похожих на лепестки каких-то странных цветов. — Теперь я не смогу идти. Не смогу приготовить ни рис, ни бобы.
Возле черепков Эмма увидела старый мешок с разорванным дном. Там же была большая лужа разлитой воды и что-то, завернутое в ткань.
— Мешок не выдержал, — пояснила Энджел. — Он был старый. Надо было мне внимательнее на него посмотреть. — Она нахмурилась и повернулась к костру.
— Можно мне присесть рядом с тобой? — спросила Эмма.
Энджел пожала плечами.
— Как хочешь.
Эмма нашла большой плоский камень и подвинула его к Энджел, затем села, скрестив ноги, и искоса посмотрела на девочку.
Энджел дотянулась палочкой до темного шарика, лежащего среди углей, и перевернула его.
— А в Англии есть сладкая картошка? — спросила она. В ее голосе не было любопытства, только покорность судьбе.
— Думаю, да. Мы ели ее в Австралии. Но она там оранжевая, не такая, как здесь.
Энджел кивнула, словно подтвердилась какая-то ее мысль. Она пошевелила палочкой в костре, возвращая разбросанные угольки на место. Эмма заметила, что костер был сложен очень аккуратно, домиком. Глядя на то, как Энджел закапывает картофелину в угольки, Эмма поняла, что происходит. Для Энджел это была последняя трапеза — своего рода ритуал. Она прощалась с Африкой.
Они сидели рядом, глядя на огонь. В тишине парили их невысказанные мысли.
Затем Эмма дружелюбно поинтересовалась:
— Куда ты хотела пойти?
Энджел обернулась к большому полукруглому холму вдалеке.
— Вон туда, на станцию. Я хотела забрать Маму Киту и Матату. А потом я собиралась поехать верхом в деревню Валайты. — Энджел указала в сторону Ол Доиньо Ленгаи. — Ее дядя вождь. Очень важный человек. Он бы не позволил отослать меня в Англию. Я была с его сестрой, когда она умерла. Помогала маме заботиться о ней. — Энджел снова посмотрела на Эмму, отблеск от костра на мгновение сверкнул в ее глазах. — Он бы мне помог. Точно помог бы.
Эмма притихла, подумав о том, сколько мужества нужно, чтобы достигнуть этой цели, даже для взрослого человека.
— Но мешок порвался, и котелок разбился, — с дрожью в голосе произнесла Энджел. — Да и станция слишком далеко.
Эмма смотрела на ее опущенные плечи и печальное лицо. Она протянула было к девочке руку, но в последний момент передумала. Она чувствовала душевную боль. Когда она начала говорить, слова как будто шли от самого ее сердца:
— Энджел, ты ведь только маленькая девочка. Ты не обязана быть такой сильной и храброй.
Энджел резко обернулась.
— Нет, обязана! — громко заявила она. — Я обязана быть храброй, потому что Лаура умерла. — В ее голосе чувствовалась сила. — У меня больше нет мамы, и я должна сама о себе заботиться. — Голос девочки сорвался, как будто слова застряли в горле. — Ты не знаешь, каково это, — еле слышно добавила она.
Энджел подтянула колени к груди, спрятав в них свое лицо.
— Знаю, — мягко сказала Эмма. — Я знаю, каково это.
Энджел вздрогнула от удивления. Она медленно подняла голову, сосредоточив взгляд на Эмме, в ее глазах застыл немой вопрос.
— Мне было столько же лет, сколько тебе, когда моя мама умерла. Ее звали Сьюзан. Она работала на станции, где сейчас работает Дэниэл. Она заразилась лихорадкой Оламбо.
Энджел напряженно смотрела на нее.
— И ты была с ней тогда?
Эмма покачала головой.
— Я была в Америке. Ждала ее возвращения, чтобы отпраздновать мой день рождения. Люди с ее работы пришли, чтобы рассказать моему отцу о происшедшем. Я долго не могла поверить, что мамы нет. Мне казалось, что если я приеду сюда, в Танзанию, и буду искать ее, то смогу найти. Но в конце концов мне пришлось смириться с тем, что маму уже не вернуть.
Эмма прислушалась к собственному голосу и удивилась тому, с каким спокойствием ей удается говорить о таких вещах.
— Ты скучала по ней? — Голос Энджел дрогнул. На глаза навернулись слезы. — Я скучаю по маме. Очень скучаю.
Она тихо заплакала, издавая чуть слышный скулящий звук, как львенок. Постепенно звук нарастал, превращаясь в рев. Слезы текли по щекам и блестели в лунном свете; она не обращала на них внимания, и они капали ей на колени. Следующая фраза, казалось, вырвалась помимо ее воли:
— Мне нужна мама. Я хочу, чтобы она вернулась.
У Эммы перехватило дыхание. Теперь и у нее из глаз потекли слезы, горячие и соленые.
— Я знаю. Знаю.
Глядя на Энджел и слушая ее рыдания, она почувствовала, как что-то в ней приоткрылось. Она снова была ребенком, растерянным и испуганным. Боль росла, вырываясь наружу пронзительными криками.
— Мне нужна мама. Я хочу, чтобы она вернулась.
Искры перед глазами сливались в красные пятна.
Не осталось ничего, кроме горя и чувства утраты — полнейшего и отчаянного.
Рука коснулась ее плеча. Эмма повернула голову и посмотрела на эту маленькую бледную ладошку. Накрыла ее своей рукой, крепко сжала. Она потянулась к Энджел и прижала девочку к себе. Маленькое дрожащее тельце упало в ее объятия. Эмма коснулась шелковых волос девочки своими мокрыми от слез губами. Ее сбивчивое дыхание повторяло дрожь узких детских плеч.
Они плакали вместе, делясь друг с другом своим горем. Судя по тому, что луна успела скрыться за горизонтом, прошло достаточно много времени. Мало-помалу их рыдания стихли.
Энджел вытерла глаза и нос рукавом и наклонилась, чтобы поднять свою палочку.
— Эмма, ты хочешь есть? — спросила она.
Девочка окончательно успокоилась, как будто гроза в ней разбушевалась, а затем улеглась.
