На этом дневном собрании — первом проводимом Стенли уроке по поддержанию здоровья и гигиены — спутник Анны чувствовал себя в своей стихии, делясь историями и шутками, чтобы проиллюстрировать каждый момент, который он хотел подчеркнуть. Но даже шутки служили серьезнейшим целям. По ходу урока Стенли, внимательно вглядываясь в глаза местных жителей, просил их пообещать, что они начнут бороться с бактериями в своих домах.
Это напоминало своеобразный катехизис
[17]
. Стенли делал многозначительные паузы после каждой фразы, чтобы люди могли в уме повторить за Стенли сказанное им.
— Время перестроить наши дома.
— Давайте же построим хорошие жилища с окнами и дверями, чтобы в них всегда было свежо.
— Давайте же построим отдельный дом для кур и еще один — для коз, чтобы люди и животные не жили вместе.
— Давайте же бетонировать полы в наших домах, чтобы клещам к нам было не подобраться.
Когда Стенли закончил с картинками, Анна неожиданно обнаружила, что все жители деревни обернулись и смотрят на нее, должно быть, как ей показалось, недоумевая, почему белая женщина сидит и слушает, вместо того чтобы самой учить их. Они шептались и показывали пальцами на янтарные бусы Мтеми и браслет Зании. «Интересно, что бы они подумали, если бы узнали всю правду обо мне?» — задалась вопросом Анна. Что бы решили, узнай, что теперь она — больше не белый человек в широком смысле этого слова. Теперь она была африканской целительницей из рода ваганга.
Она бы могла расстегнуть рубашку и показать им тот свой шрам — знак королевского рода, вырезанный у нее на груди.
И тогда они узнали бы, что она из этого племени.
Но зачем она здесь? Почему она не со своим народом?
Анна опустила голову. Перед ее внутренним взором снова предстала ее оскверненная хижина. Кошмарное зрелище — изорванная одежда и кровь, капающая с оконных перемычек. Забитый петух на пороге. Все усеяно перьями…
Анна резко поднялась и покинула собрание. Любопытный гомон толпы раздался ей вслед. Стенли на миг запнулся, но тут же продолжил вести урок.
Анна вытащила из «лендровера» ружье. Ощущение его веса в руке придало ей силы и решимости отправиться в путь одной. Чтобы занять себя чем-то, оставаясь защищенной…
Она вышла из палаточного лагеря и двинулась прямиком через густой кустарник, усеянный острыми колючками, которые оставляли тонкие светлые царапины на загорелой коже ее рук. Наконец она скрылась из виду. Осталась совсем одна. Она задыхалась от одиночества, которое разгоралось внутри нее. Это чувство заполнило ее целиком, она не могла даже выдохнуть, воздух, казалось, застрял в ее легких, и кислород не поступал в кровь. Оно вновь разбудило боль, которая заслонила реальность. Анна не видела солнца над головой, не чувствовала твердой почвы под ногами. Ощущала она только его — жесткий и холодный, он давил на ее плечо. Ствол ружья — твердый и сильный. Именно такой должна быть и она. Сильной. Бесчувственной. Но она так устала! Ей хотелось упасть здесь, укрывшись среди кустов, и уснуть навеки без сновидений.
Из лагеря донесся смех. Анна подняла голову. Затем она услышала голос Стенли, громкий, чуть ли не срывающийся на крик, — африканец рассказывал очередную шутку, привлекая внимание к одному из положений, которые он объяснял. К голым фактам, касающимся гигиены и заболеваний, жизни и смерти. Именно ради этого он вместе с доброй белой сестрой и прибыл сюда.
Перекинув ружье с плеча в руку, Анна решительно двинулась в подлесок и не останавливалась до тех пор, пока звуки, доносящиеся из деревни, не затихли совсем. Лишь после этого она замедлила шаг, но продолжила углубляться в чашу.
У нее не было никакого плана. Не было надежды. Желаний. Она просто шла вперед.
Внезапно лес резко поредел. Вскоре она снова оказалась под открытым небом. Случайный охотник мог бы без труда заметить ее и подстрелить. Она бы споткнулась и упала. Наконец смогла бы забыться.
Слева от себя она увидела небольшой холм. Анна направилась к нему; ее взгляд был пустым, мысли — спутанными. Она чувствовала себя раздавленной.
Охотничий нож вскрывает мою грудь.
Сердце остановилось.
Дойдя до подножия холма, Анна огляделась. Перед ней простиралась равнина, усеянная кустами терновника. На переднем плане рос огромный баобаб. Вокруг него мирно паслись зебры, хвостами неустанно отгоняя мух. Белые птички порхали яркими пятнами на фоне сине-черного неба.
Анна застыла на месте, не в силах отвести глаз от этой прекрасной картины. Как будто все ее детские мечты об Африке воплотились в этом волшебном виде, который был ей преподнесен как подарок — как цветок, который расцвел непонятно каким образом на бесплодной земле ее одиночества.
Ее внимание привлек баобаб. Его ствол был огромным. Очевидно, он был толще обычного дерева в шесть, а то и в семь раз. Она пошла к нему, вспоминая увиденное ею однажды гроб-дерево
[18]
. На нем висел иссохший труп. Но этот баобаб выглядел здоровым, крепким. Подойдя поближе, девушка ощутила тонкий аромат зелени. Анна коснулась его ствола. Серебристая кора была необычайно гладкой, нежной.
Анна развернулась и прижалась спиной к дереву, прильнула к его мощному стволу и обвела взглядом долину. Лучи заходящего солнца окрашивали землю в золотистый цвет. Она опустила веки. Красный пейзаж все равно стоял у нее перед глазами. Она чувствовала тепло лучей солнца на веках, нежность коры дерева. Сила, облаченная в мягкость. Именно так устроены люди.
Она стояла не двигаясь.
Сейчас она видела Мтеми во всем. Серебристая кора дерева, поддерживающая ее спину. Его сильные руки, заключившие ее в объятия.
Не бойся.
Я всегда буду с тобой, случись хоть конец света.
Анна взглянула на красноватую землю у себя под ногами. Вспомнила, как на такой же земле стоял Мтеми — так крепко, так уверенно! Дома, на своей земле. На этой земле…
Прекрасная картина начала расплываться — на глаза наворачивались слезы. Девушка позволила каплям упасть — кап, кап — на землю. Одна слезинка упала на маленького жучка, намочив его крылья.
Слезы все лились и лились, превращаясь в потоки. В ее душе бурлила настоящая весна. Она смывала ее боль.
Медленно к Анне пришло всеобъемлющее спокойствие. Не тоскливое, призрачное спокойствие, нет — яркий, обжигающий луч рассеивал тьму. И тут, будто откуда-то издалека, она услышала голос. Кто-то выкрикивал ее имя.
— Анна! Анна!
По ее телу пробежала дрожь.
Я здесь!
Она подняла глаза.
