— Я любила отца. Все мое детство он казался мне самым лучшим на свете. Он был веселым, отзывчивым, обаятельным и красивым. Он учил меня ездить на велосипеде и играть в софтбол. И всегда был добр ко мне.
— Вот видишь. Ты много лет ненавидела его, но не смогла разорвать связывающие вас узы, как бы тебе ни хотелось.
— Он должен заплатить за то, что сделал.
— Он платит. Но ты не должна расплачиваться вместе с ним, а не это ли ты делаешь, Лиз?
— И как же мне остановиться?
Джон не отвел взгляд:
— Ты сделала первый шаг, задав этот вопрос.
— А второй?
В этот момент подошла официантка с их заказом.
— Жареная картошка с перцем чили, — сделал заказ Джон.
— Отсюда я поеду домой, — объявила Лиз.
— Вечер только начинается.
— Уже почти полночь. Мой день рождения вот-вот официально закончится.
Джон протянул руку, накрыл ладонью пальцы Лиз:
— Я еще не готов прощаться.
Его лицо было очень серьезным, и ее пальцы задрожали под его теплой ладонью.
— Я тоже, — прошептала Лиз.
7
— Куда ты меня везешь? — спросила Кэрол, мысленно удивляясь, почему она вообще согласилась куда-то ехать с Алексом. И вот, пожалуйста, она — в своем дизайнерском вечернем платье — сидит в его старом джипе. Она позволила столкнуться двум своим мирам — прошлому и настоящему — и теперь страшно боится, что совершила ужасную ошибку. Почти два десятилетия она упорно шла к своей цели. Неужели пришло время выбирать или что-то кардинально менять в своей жизни?
Алекс свернул в темный, очень знакомый переулок.
— Не может быть! Неужели мы едем на Парадиз-Пойнт?
Во время ее юности этот мыс был излюбленным местечком времяпрепровождения подростков, где они выпивали и развлекались. Она сама часто бывала там с Алексом. Он так хорошо целовался. Поймав себя на неподобающих воспоминаниях, Кэрол вздрогнула и распрямилась.
Алекс, ничего не ответив, свернул на грунтовую дорогу, остановил джип на краю утеса и открыл дверцу со своей стороны.
— Я не выйду, — запротестовала Кэрол. — Мне холодно, — добавила она, когда Алекс обошел капот и приблизился к ее дверце. — И, если помнишь, парковка была здесь.
— Ничего не поделаешь, придется пройтись пешком. Ты выживешь, — пообещал он.
— Так может сказать только мужчина, никогда не ходивший на каблуках такой высоты.
Он криво улыбнулся, помогая ей выбраться из джипа:
— Зато в этих туфлях твои ноги выглядят просто потрясающе.
— Даже в сорок?
— Лучше, чем прежде.
Ступая на неровную землю, Кэрол оперлась на его руку:
— Алекс, ты можешь поверить, что мы такие старые?
— Я вовсе не чувствую себя старым. А ты?
— Иногда.
— А сейчас?
— Как ни странно, нет. Сейчас я чувствую себя не больше чем на шестнадцать. Только не подумай, что мне хотелось бы туда вернуться. В свои шестнадцать я наделала кучу ошибок.
Он ухмыльнулся:
— Не бойся. Я не стану просить тебя перечислять все эти ошибки.
— Отлично. Так куда мы идем?
— Скоро увидишь. — Алекс запахнул на ней куртку, застегнул на все пуговицы и снова взял ее за руку. — Теперь теплее?
Если бы только теплее! В куртке Алекса она чувствовала себя так, будто его руки обнимают ее. И от этой мысли Кэрол бросило в жар.
— Нормально, — пробормотала она, выдергивая свою руку. — Даю тебе пять минут. Это все время, что я собираюсь уделить прошлому.
— Ты всегда любила устанавливать предельные сроки, но иногда жизнь не подчиняется твоему расписанию.
— Жизнь или ты? — язвительно спросила она.
Алекс задумчиво наклонил голову:
— И жизнь, и я.
Они направились от парковки по тропинке к старому заросшему парку, который когда-то был так популярен среди местных подростков. Именно в этом парке Кэрол отмечала свой восьмой день рождения, тот самый, на котором Алекс погубил ее торт.
Доски-качели исчезли, почти все деревянные столы и скамьи сгнили и развалились. Сохранились лишь пара качелей на металлической раме да железная скособоченная карусель, придавая старому парку еще более печальный и заброшенный вид.
— Еще хуже, чем я помнила, — пробормотала Кэрол.
— В двух кварталах отсюда построили новый парк, так что сюда больше не ходят. Однако вид отсюда отнюдь не испортился.
Кэрол проследила за его взглядом. Внизу расстилался сверкающий огнями город, напоминая ей о тех временах, когда она сидела на одном из столов для пикника и грезила о том дне, когда станет своей среди тех огней.
— Красиво, — согласилась Кэрол. Она стала там своей, но сейчас ей казалось, что ее нынешняя жизнь в миллионе миль отсюда.
— Один из тех огней теперь твой.
— Да. У меня прекрасный дом в Марине. Из панорамного окна моей спальни виден мост Золотые Ворота.
— Твоей маме очень понравилось, — заметил Алекс.
Кэрол отошла к карусели, положила руку на холодный металл.
— Я любила эту карусель. Кружилась, кружилась, кружилась, пока не находило затмение.
— Я помню. Хочешь покружиться?
Кэрол покачала головой:
— Я уже плохо соображаю. — Она прошла к качелям, села на трухлявое сиденье, взялась руками за цепи и оттолкнулась ногами от земли.
Алекс встал за ее спиной, подтолкнул:
— Ты всегда любила взлетать как можно выше, будто хотела катапультироваться в другое измерение.
Кэрол улыбнулась. Он сформулировал очень точно. Она помнила, как хотела дотянуться кончиками пальцев до небес.
— Не сегодня, — попросила она, когда Алекс подтолкнул ее еще сильнее.
— Ты стала осторожнее, как я вижу.
— Я повзрослела.
— И с годами растеряла кураж?
— Я бы так не сказала… — Хотя и в этом он почти не ошибся. — Я просто не хочу потерять то, что имею.
— Откуда такие мысли?
Кэрол ответила не сразу:
— Кажется, муж меня бросает.
— Может, тебе следует бросить его, — предложил Алекс.
— Я не смогла бы. У меня дети. Им нужен отец.
— А он у них есть?
По привычке Кэрол встала на защиту мужа:
— У Блейка очень важная работа. Он может стать хорошим политиком.
