Как и положено человеку его профессии, Курт имел внешность
неяркую, не запоминающуюся, хотя происхождение его было достаточно необычным –
отец его был поволжский немец, а мать – лезгинка. Встретились родители в
Казахстане, куда попали со своими семьями в результате известных перегибов в
национальной политике.
От немецкого отца Курт унаследовал аккуратность,
педантичность и выдержку, от кавказской матери – временами прорывающийся сквозь
немецкое спокойствие темперамент. В совокупности эти качества делали его
прекрасным мастером своего опасного и рискованного ремесла. Унаследованная от
отца лютеранская религия вместе с немецким именем и фамилией увеличивали
перевес отцовских качеств в его облике и характере. Никому не приходило в
голову отнести его к «лицам кавказской национальности», и это было для него
очень удобно. Курт посещал лютеранскую церковь, что находится на Невском
проспекте, периодически делал умеренно щедрые взносы в церковные
благотворительные фонды и был в приходе на хорошем счету. Пастор Пауль
относился к нему с симпатией и время от времени пытался сосватать ему
какую-нибудь скромную девушку из хорошей лютеранской семьи, но всегда наталкивался
на сдержанное, но непоколебимое сопротивление. Пастор пожимал плечами и
отступался: он не мог знать, что наличие семьи недопустимо для Курта по чисто
профессиональным причинам.
Придя домой, Курт настроил аппаратуру на камеру в
Таврическом саду и включил систему записи видеоизображения. Просмотрев через
сутки накопившийся материал, он выяснил, что его «клиент» Бураго приезжает
домой в восьмом часу, естественно, на черном «шестисотом» «мерседесе» с шофером
и охранником, его высаживают прямо у подъезда, после чего он с охранником
проходит в дом, а шофер отгоняет машину куда-то в гараж. «Мерседес»,
разумеется, бронированный, проходит Бураго от машины до подъезда очень быстро,
при этом его заслоняет корпус машины и прикрывают два охранника – свой и дежурный
по подъезду, выходящий ему навстречу. Так что здесь проводить операцию
достаточно сложно.
В загородной резиденции, куда Бураго уезжал по выходным,
система безопасности еще сложнее: охрана на вышке, телекамеры по периметру
забора. Машина въезжает прямо в гараж – там не подберешься.
По ходу дела Курт внимательно ознакомился со всей возможной
информацией о компании «Петройл». Наиболее интересными ему показались статьи о
проводимой кампании благотворительности. Все крупные фирмы в городе в целях
рекламы и привлечения общественных симпатий занимаются крупными
благотворительными проектами – тем более что это помогает снизить налоги.
Компания «Петройл» выбрала объектом своих благодеяний школы и интернаты для
детей, отстающих в развитии. Причем, но наблюдению Курта, вся благотворительная
шумиха особенно развернулась после убийства главного конкурента «Петройла»
Вадима Крутицкого.
Представители «Петройла» формировали общественное мнение в
городе и за его пределами, вложили огромные деньги в рекламу. Щиты с огромными
красными буквами на синем фоне были расставлены где только можно. При таком
натиске акции конкурентов – Городской Нефтяной Компании резко падали вниз, тем
более что фирма потеряла своего председателя и, несмотря на то что был назначен
уже новый – Антон Ребров, о чем Курт прочел в той же газете, все же Городской
Нефтяной Компании было в данный момент не до рекламы и благотворительных дел.
Отдел связей с общественностью компании «Петройл» заботился
о том, чтобы ни одно из добрых дел не оставалось в тайне, чтобы все как можно
шире освещалось прессой и телевидением, поэтому Курт очень быстро узнал о
готовящейся на днях благотворительной акции – передаче интернату для детей с
замедленным развитием, расположенному в Удельной, прекрасного экскурсионного
автобуса. Акция должна была проходить в сквере перед зданием интерната, были
приглашены представители средств массовой информации, а вручать директору
интерната ключи от автобуса собирался, конечно же, сам Бураго.
Более удобного случая для выполнения заказа нечего было и
ждать.
* * *
Надежда встрепенулась на звонок:
– Дмитрий, мама пришла!
Но первоклассник уже летел со всех ног к входной двери. Он
только позволил Надежде открыть замки, а потом отпихнул его и повис на шее у
миловидной молодой женщины.
– Ой, простите, Надежда Николаевна, я опоздала…
Договорились на шесть, а сейчас…
– А сейчас пять минут седьмого! Зачем же вы, Вероника,
так бежали, запыхались совсем?
– Да что вы! А у меня на часах уже скоро семь. Ну надо
же, так спешить стали!
– Дай мне! – Дима выхватил часы у матери из рук и
побежал в комнату.
– Я знаю, что с ними нужно сделать: на один камушек
положить, а другим прихлопнуть!
– Димка, ты с ума сошел, они же золотые, папин подарок!
Из комнаты послышались возня, звук шлепка и визг. Надежда,
улыбаясь, надевала пальто в прихожей, когда появилась Вероника уже без шапки с
всклокоченными волосами.
– Как наш разбойник, не очень вас утомляет?
– Нормальный ребенок, в меру шустрый, по-моему, мы
поладили.
Вероника причесалась перед зеркалом. И теперь критически
себя осматривала.
– О, новая прическа! – оживилась Надежда.
– Да, в субботу сделала стрижку и мелирование, –
откликнулась Вероника, – да вот как-то не привыкну.
– Вам очень идет, не сомневайтесь.
– Всего доброго, до завтра, – при этих словах
Вероника закрыла за Надеждой входную дверь.
Надежда не спеша направилась к станции метро, хотя погода не
благоприятствовала прогулке – после морозов на прошлой неделе наступила
оттепель, сверху шел дождь со снегом, а под ногами ощущалась каша из грязи,
мокрого снега и растаявшего льда. Но Надежде не хотелось никуда торопиться, да
и не надо было, потому что у мужа сегодня вечерние лекции, он придет только в
половину одиннадцатого, а обед и вообще все хозяйственные дела она переделала
утром, так что вечером нужно будет только покормить мужа и опять прогреть кота
кварцевой лампой. Эта процедура, на взгляд Надежды, являлась совершенно
бесполезной, потому что если раньше кот лысел от недостатка солнечных лучей, то
теперь он стал хуже себя чувствовать от ежедневного кварцевого стресса. Но с
мужем в этом вопросе она спорить и не пыталась.
Вот показался впереди освещенный вход в метрополитен,
Надежда машинально окинула взглядом несколько ларьков, вспоминая, не забыла ли
она купить кое-что, необходимое для ужина, как вдруг шедшая впереди женщина
выронила что-то – не то сложенный листок, не то небольшую тетрадку. Надежда
была слегка близорука, но тщательно это скрывала, очки не любила и надевала их
только в самом крайнем случае, будучи дома перед телевизором или в темном
кинотеатре.
Поравнявшись с белеющим пятном на асфальте, Надежда
наклонилась и уже хотела было окликнуть женщину, но заметила, что упавший
предмет представляет собой буклет – что-то типа театральной программки. Как
видно женщина не выронила его, а бросила нарочно, поленившись дойти два шага до
ближайшей урны. Укоризненно покачав головой, Надежда подняла буклет и хотела
уже распрямиться, как вдруг снизу совершенно случайно посмотрела на женщину и
остолбенела. В походке, да и во всей фигуре женщины было что-то знакомое. Эту
неуверенность движений и скованную походку она видела уже два раза – у тех
мужчин, которые так страшно закончили свой жизненный путь. Женщина держалась
неестественно прямо, как будто старалась не расплескать то, что у нее внутри,
плечи ее застыли в неестественном напряжении, а голова была опущена, но
возможно, так казалось из-за капюшона. На женщине было пальто из того
непонятного материала, который продавцы на рынке уважительно называют «микрофибра-на-двойном-синтепоне».
Пальто было грязно-голубого цвета, капюшон отделан мехом в тон пальто.
