Света издала небывалый звук, что-то среднее между хлопотливым кудахтаньем и урчанием голодной кошки, обнаружившей вдруг сырое и, главная радость, едва начавшее тухнуть мясо.
– С тобой все в порядке? – вскинулась Нинель Николаевна.
Павел Вадимович не отрывал глаз от клавиатуры. Он явно не мог вообразить, что такое можно издать горлом, и остерегался смущать девицу. А когда та радостно сообщила: «Более чем», недоверчиво на нее покосился. Свете было не до реакции окружающих. Если бы ей дано было вопить, рычать, лаять, мяукать, каркать и гоготать одновременно, никакой морозильник приличий не заморозил бы ее голосовые связки. Но она лишь хрипло прокашлялась.
Давно ли матерые редакторы говорили, чтобы не отвлекала их пробами пера? Требовали от авторов хоть зачаточного профессионализма? А она искала вот такую Елизавету Алексееву. Казалось, ее фразы бились в истерике от первого соприкосновения с непоправимостью людской участи. И чихать ей было на то, что кто-нибудь сочтет историю про Арину безвкусной выдумкой. Она еще не умела выдумывать. Все случилось на самом деле. Ее расстроенная мама предалась воспоминаниям. А у дочери, неожиданно для нее самой, они превратились в связный трогательный рассказ. Чувствовалось потрясение молодости, которой впервые довелось изложить словами чью-то цельную, настоящую земную жизнь. Тут летал восторг открытия: я могу! И плескалось слезное разочарование: значит, великие литературные образы – это не отшлифованные писательским вкусом каменные глыбы и не мозаика из кусочков цветного стекла? Никто, впав в транс вдохновения, не оформляет своей энергетикой загадочный бесплотный эфир? То есть герои романов – люди? Обалдеть!
Но не только смятение неискушенной Елизаветы передалось алчущей читательнице. Ее личное дрожало в унисон. До мелочей знакомо вскользь упомянутое отселение Кати к бабушке. Каково девчонке там жилось, как рыдалось, когда представляла себе весело ужинающих и даже не вспоминающих ее маму, сестренку и отчима, не описано. Но Света-то понимает. У нее даже челюсти свело. Не дай бог мамы не станет, что-нибудь ужасное произойдет с сестрой, и отчим останется один. Он будет старый, больной, раздавленный горем. Может возненавидеть Свету и даже ее мужа и детей за то, что они живы. А вдруг его удар хватит и понадобится уход за лежачим, мычащим невесть что? И ведь не бросишь. Или черт с ним? Загадала Алексеева загадку всем неродным дочерям.
Прошло еще минут десять, пока Света вспомнила, что ищет «новый настоящий роман» о любви. Елизавета в шарады с падчерицами не играла, а описывала, как судьба испортила ее героине единственную упоительную ночь с лучшим мужчиной. Тоже еще та ситуация. Если на себя примерить, исстрадаться можно. «Я победила, – удивленно и нервно думала Света. – Я нашла в самотеке искреннее повествование. Алексеева не притворяется более искушенной, чем есть на самом деле, это замечательно. А то понапишут: героини красивые, умные, богатые, сексуальные, опытные. И ломаешь голову, почему они ведут-то себя с мужчинами как распоследние кретинки. У меня будет такая серия – все ахнут». Знать бы ей, чем все кончится. Но, знай все или хотя бы большинство что-то заранее, жизни бы не было.
Счастливица хитро улыбнулась и послала «Я верю, он меня тоже любил» на свой собственный электронный адрес. Ее добро! Дома успокоится и разберется. Все равно от Димы потребовали исполнения сыновнего долга. Проще говоря, отец с матерью уехали развеяться за город к друзьям и обязали серьезного первенца охранять ночью легкомысленного великовозрастного братишку. Она не замечала, что Нинель Николаевна и Павел Вадимович, налюбовавшись ее гримасами и наслушавшись детского сопения, переглядывались и улыбались еще хитрее.
4
Утром Света возмущенно твердила Диме:
– Твои родители воспользовались случаем и дали понять, что я тебе не жена и они могут отозвать тебя в любую минуту. Я так расцениваю их поведение. Хочу себя обмануть, но не получается.
– Не говори ерунды, остынь, начни мыслить здраво, – предлагал выбор действий он. – Ты же знаешь моего братца, за ним нужен глаз да глаз.
– Знаю. Ему двадцать четыре, он не пьет, не курит, не колется и еще девственник. Ему было год, а тебе шесть, но ты варил ему манную кашу, кормил, сажал на горшок, укладывал спать, то есть полноценно нянчился, пока мама с папой работали. Потом ты водил его в школу, делал с ним уроки и сносил насмешки своей компании – он ходил за тобой хвостом и всем мешал. В институте ты чертил за него, переводил тысячи английских знаков, писал рефераты и курсовые, а потом диплом. Что еще от тебя может быть надо?
– Пойми, мама воспитала его неженкой, как девочку, о которой мечтала. Так настойчиво ограждала от влияния быдла, то есть всех, кто не говорил при ней вполголоса об искусстве, что у него не случилось друзей. Он нормальный во всех смыслах парень, но ему еще не доводилось ночевать в квартире без родителей. Его тишина угнетает. Он может не поужинать, не заснуть и впасть в депрессию.
– Так пусть включит музыкальный центр, телевизор, компьютер, выпьет бутылку пива, в конце концов. Поговори с ним по телефону, давай по очереди разговаривать – то ты, то я, колыбельные петь. Или давай вместе нагрянем и вместе станем его пасти. Он же в курсе, что ты живешь не один.
– А ночью? Как ты себе это представляешь? Одинокий взрослый мужик с прекрасным слухом. А мы будем не только скрипеть кроватью. Нам душ нужен, туалет.
– Дим, ты стесняешься?
– А ты?
«Нет», – чуть не ответила Света. Ей было все равно, где, что и как, лишь бы с ним.
– Представь, что это тебя твоя мама попросила остаться с сестренкой. Ты взяла бы меня? – настойчиво взывал к ее разуму Дима.
И опять пришлось сдержать честное «да». До Светы медленно доходило, что он считал неприличным близость, когда за тонкой стенкой храпят родственники. Прав, конечно. Одно дело, если выбираешь, оставить любовника на улице на ночь или взять с собой, другое, если у того нормальная своя постель. С этих позиций девушка выглядела маньячкой. «А как же моя бабушка? – сердито подумала она. – Не только не родственница, но и не человек?» На глаза навернулись слезы, пришлось быстро отвернуться.
– Не будем устраивать революцию в моей семье, ладно? – Дима явно начал подбирать слова. – Зачем являться к целомудренному мальчику с женщиной? Мои родители меня не поймут.
– Но ты заскочишь сюда вечером? Утром? Тебе же надо будет переодеться, – отступила Света.
Он собирался и вечером и утром. Но обиделся. Нельзя быть такой мелочной собственницей. Как знакомить ее с мамой, которая сразу понимает, кто перед ней? Поэтому ответил сухо:
– Мы всем начальствующим составом проводим мозговой штурм. Это допоздна. А моей одежды дома полно.
Девушку передернуло от слова «дома», и, расстроившись вконец, она отступила:
– Удачи тебе. Смотри, чтобы малыш не ковырял пальчиком в розетке. Ладно, ладно, шучу. Просто мне тоже без тебя муторно.
– Да разве я хочу охранять брата! – крикнул Дима и наскоро показал, чего хочет на самом деле.
