– Ты тактично намекаешь, что нашим чувствам друг к другу расти уже некуда? – Света от испуга даже забыла, что намекать, да еще тактично, это резкое создание отродясь не умело.
– Не в том смысле. Вот прикинь: сначала вы разъединились, упали на спины, отдышались. И потолок над вами высокий-высокий, белый-белый, гладкий-гладкий.
Свете померещилось, что голос собеседницы каким-то чудом научился улыбаться. Но чудес не бывает, и он вновь зазвучал ровно:
– Время идет. Вам по-прежнему хорошо. А потолок отчего-то становится ниже, мутнее, там трещинка, тут трещинка. Они совсем тонкие, едва видимые, завораживают: интересно, пересекутся, образуют какой-то узор или разбредутся в разные стороны. Фантазия работает. Но однажды ты начинаешь пялиться вверх еще до секса и думаешь: «Если немедленно ремонт не затею, умру».
– Только я или он тоже? – обомлела девушка.
– Бывает, что оба, – безжалостно врезала подруга.
Но не так просто добить фанатичку: ей всегда есть куда спрятаться от мира. И Света въедливо поинтересовалась:
– Ты где про потолок вычитала?
– Нигде. Самой в голову пришло. Когда большие трещины разглядывала. Не далее как вчера.
– Романы сочинять не пробовала?
– Зачем мне лишняя морока? Дело нудное – раз. Из жизни выдирает на месяцы – два. Гонорары мизерные, и тех не платят – три. Нет, доктор, я не ваша пациентка. Мне и в турагентстве хорошо. Кстати, захотите с твоим сменить обстановку, милости прошу. Умело подобранный круиз на пару лет ремонт отодвигает гарантированно. Не вешай нос, у всех одно и то же. Пока.
«Действительно, зачем это нужно? – подумала младший редактор. – У нее образное мышление, которое есть у всех, просто мало кто его развивает. И привыкание, и охлаждение она сравнила с потолком для доходчивости, а не для красоты. Или для красоты? Чтобы не жаловаться на банальную неудовлетворенность».
Под эти мысли она съела кусок ржаного хлеба с кабачковой икрой и включила ноутбук:
– Не подведи, Лизок. Тут менеджеры по путешествиям совсем распустились. Обнаглели. Поносят литераторов. А что их клиентки в самолете листать будут, а? На пляже? Глянцевый журнал с истощенными куклами, рекламирующими пластических хирургов? В духе: «Если вас устраивает собственная грудь и ягодицы, уничтожьте их диетами и вставьте в те же места силикон того же размера»? Нормальные поостерегутся. Еще есть пляж. Разве допустимо лишать кобелей возможности познакомиться фразой: «Девушка, что вы читаете?» А читательница небрежно, эротично округлив губки, сдувает песок с листа. Приподнимает ангельскую головку. И так лениво скользит взглядом по волосатым кривым ногам, по плавкам, все выше, выше. Доходит до морды и томно отвечает: «Я верю, он меня тоже любил» Елизаветы Алексеевой». Или как не дать охотнице за олигархами книжку приемлемого веса? Да если она, ища губную помаду, будто невзначай вынет ее из сумочки и положит на край ресторанного столика, окружающие сразу заметят – грамотная.
Света хотела развеселить саму себя, но получалось не очень. Роль, предназначенная ее беллетристке, оказывалась унизительной. Загадала: если Алексеева вернет ей неспособность осмысливать завязку романа, то все будет хорошо. Елизавета справилась блестяще. Первая строка гласила: «Она мыла деревянные полы, облачившись в выцветший раздельный купальник». Врезала от души и попала точнехонько под дых редактору и в лоб читательницам. Редактор – профессионал, раздышится. Дамам хуже. Только устроились на мягком с книжкой и шоколадкой, как автор им сурово: не жрите, заразы, иначе бикини вам не носить. Читателям она тоже ясно куда метила, но промазала. Уже лет сто пятьдесят сильная половина человечества не балдеет от подоткнутых юбок уборщицы. И не менее полувека ее не возбуждает женское линялое белье. Пусть в этом выражается обабивание суровых мужиков, но почему-то невмоготу было их презирать.
Мощная в слове Алексеева и не подумала объяснять причины выбора рабочей одежды. Сами решайте, то ли героиня ненормальная, то ли все с себя постирала, и тогда заявленный уровень нищеты тревожил. Впрочем, как и уровень занятости, если у девушки неделями руки не доходили до грязного тряпья. О ее нечистоплотности размышлять не хотелось. «Может, роман о том, как любовь привьет ей навыки гигиены? – мелькнуло в голове Светы. – Противно».
Однако дальше все пошло хорошо: солнечные блики в теплых лужицах на крепких досках, босые ступни, по ним шлепающие… Сила отраженного водой света рвалась через пятки в гибкое девичье тело. Поднималась с заходом во все органы и ткани вверх к рукам. И те начинали выжимать тряпку нечеловечески сильно, то есть досуха… Искательница серии «Новый настоящий роман» простила Алексеевой дурацкий купальник. Прицепилась к начальной фразе. А это – сатира на мужские опусы, где герои каких только женщин не хотят. Вот вам! Никто никого не соблазнял! Просто ловил солнечных зайчиков босыми ногами, вбирал их и творил чистоту.
Тут повествование, ни дать ни взять, игриво вильнуло бедрами – героиня опять обрела способность мыслить. И вспомнила, как учительница биологии и анатомии говорила девочкам, что мытье полов внаклонку укрепляет мышцы промежности. Это идеальное упражнение для желающих не только легко рожать, но и (косой взгляд на замерших мальчишек) всегда получать сексуальное удовлетворение. Да, да, не ждать милости от (крохотная заминка, выбор слова)… мужа, а контролировать процесс…
Света заценила яркий образ педагога. Она так хотела заинтересовать детей предметом и одновременно научить жизни, что не испугалась какого-нибудь юного ханжи с диктофоном. Мало ли родителей ворвалось бы к директору с криком: «Только послушайте, как наших невинных ангелочков развращают!»
Девушка ждала, что укрепленные мышцы вот-вот понадобятся героине. Но та по воле Елизаветы убрала ведро и тряпку и начала гладить. Раскаленный утюг испортил весь эротический настрой – опасная он вещь даже для «любителей погорячее». Белизна хрусткого материала явно противопоставлялась черным наущениям распущенной биологички в течение двух пододеяльников, двух простыней, четырех полотенец и халата. «Где наволочки? – вскинулась обиженная учительская дочь. – Почему игнорируются наволочки?» Она готова была выключить ноутбук в знак протеста против такого осуждения нестандартных методов обучения в российской школе. Но коварная Алексеева заставляла свою странную домработницу так по-человечески, так по-женски изводиться: есть ли на убогой земле приспособление, чтобы разгладить морщины боли на девичьей памяти, как отстирать ее, испачканную сальными лапами неверного возлюбленного…
Девушка решила потерпеть до конца длинного, однако не безразмерного же халата. Ворчала: «И что нас всех тянет на ремонт потолка и на глажку? Неужели не тесно? Нет, чтобы дорогу в тайге проложить, город возвести, на Марс слетать, изобрести лекарство от какой-нибудь «чумы двадцать первого века». Или противоположный пол на мелочах не останавливается, потому что никогда ими не занимался? Ведь и у иностранных писательниц гораздо меньше бытовых деталей – они живут, часто выбираясь из дома, а не складируют прабабкин хлам».
