— Плывите за мной, — позвал он, — я тут знаю очень красивые уголки.
Томми нырял возле этого рифа уже, наверное, сотню раз, но неизменно поражался ярким краскам, удивительной тишине и спокойствию прекрасного подводного мира, добродушным, причудливо окрашенным рыбам и восхищался ими словно впервые.
— А что это жжется? — спросила Вирджиния, внезапно вынимая изо рта раструб дыхательной трубки. — Такое ощущение, словно в меня одновременно впиваются тысячи иголок.
— Микроскопические медузы. Они безвредны. Наверное, у вас очень чувствительная кожа. Я ничего не ощущаю.
— А я ощущаю, и очень, — рассмеялась она. — Я как принцесса из сказки — чувствую все. Тут изумительно. Даже несмотря на медуз.
Потом они лежали и загорали на палубе. После минутных колебаний она последовала примеру Кристен и тоже сняла верхнюю часть купальника; груди у нее были поразительно белые, соски темные и очень большие. Томми остался в плавках.
— Вы извращенец, — поддразнила она. — Меня уверяли, что тут будут одни нудисты.
— Член боюсь сжечь, — ответил Томми, — он у меня очень чувствительный.
— Как моя кожа.
— Похоже, они созданы друг для друга. Хотите что-нибудь выпить?
— Лимонад у вас есть? Ой, да, я же захватила шампанское, — спохватилась она, раскрывая свою белую сумку. — И фрукты.
— Прекрасно. А вы сами шампанское разве не будете?
— Нет, я не пью.
— Совсем?
— Совсем.
— Ну, мы тут пьем все. А вы не возражаете, если мы будем пить ваше шампанское?
— Конечно нет. Я его для этого и взяла.
Томми позвал стюарда; тот работал у него уже много лет, это был невысокого роста, похожий на обезьянку человечек из Танжера. Жил он круглый год на яхте независимо от того, использовалась она или нет, и выполнял обязанности уборщика, повара, посыльного, дворецкого. Звали его просто Джей,
[35]
и, по его словам, другой семьи, кроме яхты и Томми, у него не было. Томми всегда подозревал, что Джей скрывается от полиции, но никогда ни о чем его не расспрашивал: Джей был отличным работником, и Томми вовсе не хотел потерять его.
— Расскажите-ка нам немного о себе, — обратился к Вирджинии Тед Фрэнклин. — Как получилось, что вы сюда приехали с Майклом?
— Ну, он мой очень старый знакомый. Я как-то была в Нью-Йорке, он сказал, что его дом тут стар и нуждается в перестройке, а я специалист по интерьерам, вот я и приехала, посмотрела все, что мне было нужно, сделала наброски и заметки и теперь жду его, чтобы вместе ехать назад.
— И когда вы должны уезжать?
— Послезавтра.
— Ага. А откуда у вас английский акцент? Очень приятный, кстати.
— Наверное, от долгой жизни там. С мужем.
— Так, значит, вы замужем?
— Да.
— И как его зовут?
— Александр. Александр Кейтерхэм.
— И он не возражает против того, чтобы вы одна отправлялись на яхте со всякими беспутными типами? — спросил Том.
— Он в Англии.
— А-а.
— Но нет, мы не в разводе, — сказала она, улыбаясь. — Мы ведем… очень сложную жизнь.
— А вы хотели бы развестись?
— Нет, — ее голос сразу стал холодным, — ни в коей мере.
— Ну и отлично. А теперь, Вирджиния Кейтерхэм, что бы вы хотели на обед? Джей! Что у нас на обед?
— Рыбный мусс.
— А мусс тоже я поймал?
— Нет, сэр.
— Ну, ладно. Тед, Кристен, вы как?
— Не возражаем, — объявил Тед. — Мы пока спустимся до обеда на часок вниз. Тут ужасно жарко.
— Идите. Вирджиния, вы как, о'кей?
— О'кей.
— И хорошо. Боюсь, яхту сейчас немного покачает, — сказал Томми, когда Тед и Кристен скрылись внизу. — Обычно секс у них бывает жутко бурным.
— Понимаю.
Некоторое время он озадаченно смотрел на нее.
— А вы настоящая англичанка, да? Ужасно холодная и всегда собранная?
— Не всегда, — ответила она.
После обеда все они некоторое время подремали под зонтиками от солнца; проснулись в четыре часа, было жарко и как-то неприятно.
— Давайте искупаемся, — предложил Томми. — Только надо будет отойти от рифа. Пожалуй, сделаю-ка я это на моторе.
Через двадцать минут яхта снова встала. Томми вышел из каюты, широко улыбаясь.
— Можно купаться. — Он стянул с себя брюки. — Теперь могу доказать, что я не просто так говорил.
— Ладно, верю. А я должна буду последовать примеру?
— Если не хотите, то и не надо.
— Да, в общем-то, я могу.
Вирджиния встала и тоже стянула с себя брюки и ту майку, которую он ей одолжил. Она стояла и смотрела на него каким-то очень холодным и отсутствующим взглядом. Волосы в промежности у нее были очень аккуратные и темные, а сама она была так худа, что живот казался почти вогнутым.
— Мало едите, — заметил Томми и постоял, наблюдая, как она повернулась, нырнула и очень чисто вошла в воду. По контрасту с животом ягодицы у нее были круглые, очень выпуклые, исключительной белизны и действовали возбуждающе.
— Прекрасно, — сказала она после купания. — Мне страшно понравилось. Можно мне еще лимонада?
— Почему вы не пьете?
— Не люблю.
— Ясно.
— Расскажите мне о себе, — попросила она вдруг, усаживаясь рядом и вытирая волосы полотенцем. Капельки воды блестели у нее на ресницах, на смуглой коже, на темных кончиках сосков. Она немного обгорела на солнце; казалось, она вдруг освободилась от своего официального «я», в ее манере держаться прорезалось нечто легкомысленное.
— Да нечего особенно рассказывать.
— Чем вы занимаетесь?
— Трачу деньги.
— А откуда они берутся?
— Доход на акции, ценные бумаги.
— Понятно. И как же вы их тратите?
— Наслаждаюсь жизнью. Ловлю рыбу. Играю. Хожу под парусом. Закатываю вечеринки.
— А дом у вас есть?
— Есть. В Калифорнии, неподалеку от Санта-Барбары. И еще один в Монако. И маленькое пристанище в Аспене.
— Я раньше каталась в Аспене на лыжах. Когда была еще ребенком.
— Правда? Жаль, что мы тогда не познакомились.
— Я была тогда не очень красивая. Толстая, как бочонок, и с вечно содранными коленками.
