Присутствующие поднялись со своих мест, бокалы заколыхались в воздухе; со всех сторон понеслись приветственные выкрики: «Фред!», «За тебя, Фред!», «С днем рождения, Фред!»
Фред тоже встал.
— Спасибо. Спасибо всем. Я бы хотел сказать несколько слов, совсем немного, но они вас удивят. Однако прежде всего я прошу всех снова сесть: вас ждет, не сомневаюсь, коронный номер вечера. Шарлотта, дорогая, ты готова?
Малыш обернулся и пристально посмотрел на Вирджинию, которая уже отодвинулась от стола и собиралась встать и выйти вперед; она еще раньше успела незаметно выскользнуть в туалет и переобуться, и теперь туфли для чечетки были уже на ней. Услышав слова отца, она откинулась на спинку стула с чувством отчасти облегчения, отчасти обиды. Малыш понимал, какие эмоции захлестывали сейчас Вирджинию: она, в общем-то, не хотела танцевать, она боялась предстать перед такой большой аудиторией, не выпив предварительно для храбрости и успокоения шампанского. Но, с другой стороны, танцевать должна была бы все-таки именно она: это была ее законная роль, она всю свою жизнь была партнершей отца в этом танце, это было ее и только ее особое место под солнцем, и оказаться подобным образом публично изгнанной с этого места было унизительно.
Малыш перевел взгляд на Шарлотту: она поднялась, слегка смущенная, улыбаясь навстречу аплодисментам, и подошла к деду, уже протягивавшему ей руку; он взял ее руку в свою и поцеловал ее; Малыш, тоже чувствуя смущение, пересел к стоявшему в углу сцены большому белому роялю и начал играть, почти не слыша ясный, грудной, музыкальный и удивительно сексуальный голос подпевавшей Фреду Шарлотты.
Гром аплодисментов был похож на ураган. Раздавались крики «бис!», и только то, что Шарлотта отчаянно замотала головой, а потом спрыгнула вниз, прямо в объятия с удовольствием подхватившего ее Джереми Фостера, который уже стоял перед самой сценой и аплодировал подчеркнуто энергично, — только это смогло убедить присутствующих, что представление действительно окончено.
Фред, слегка задохнувшийся, стоял на сцене, подняв вверх руки и призывая всех к тишине.
— Великолепно, девочка, — произнес он, — абсолютно великолепно. Сейчас я скажу то, что хотел, но сперва пусть наполнят бокалы. На это уйдет какое-то время.
— А пока их будут наливать, — поднялась с места сияющая Бетси, — мы для тебя кое-что приготовили. С днем рождения, Фред!
Лампы под тентом померкли; свет падал теперь только из раскрывшейся двери, через которую два официанта ввезли на столике торт; это было подлинное произведение искусства — скульптурное изображение банка, в четыре фута высотой, выполненное со всеми мельчайшими подробностями, включая двери, ступеньки лестницы, колонны; а из центрального окна, расположенного прямо над входными дверями, высовывалась улыбающаяся фигурка седого человека; в руке он держал воздушный шарик, на котором было написано «75». На тротуаре около банка тоже стояли фигурки с воздушными шариками, и все это сооружение было окружено зажженными свечами и горящими, разбрасывающими во все стороны искры бенгальскими огнями. Оркестр заиграл «С днем рождения!», все присутствующие подхватили мелодию и запели; Фред стоял и немного застенчиво улыбался. Потом подошел к Бетси и поцеловал ей руку.
— Помоги мне задуть свечи, — сказал он. — У меня никогда ничего толком не выходит, если тебя нет рядом.
Под тентом разнеслись многочисленные «ффу, ффу, ффу!», дети бросились помогать задувать свечи, вокруг слышался смех.
Потом детей отправили на место, Фред вернулся к микрофону; все сидели, смотрели на него, от души улыбались и ждали, что он скажет. Вирджиния, теперь уже полностью овладевшая собой, откинулась на спинку стула и внимательно разглядывала отца. Облаченный в смокинг, он выглядел не больше чем лет на шестьдесят пять. Фигура у него была поджарая и подтянутая, волосы хоть и седые, но все еще густые и жесткие, а в загорелом лице не было совсем ничего старческого. Он сам и присущее ему невероятное жизнелюбие словно обманули все прожитые годы: Фред до сих пор еще был поразительно привлекательным мужчиной.
Сейчас он стоял раскованно, непринужденно, явно наслаждаясь происходящим: он всегда испытывал приливы высшего счастья, когда видел перед собой внимающую ему аудиторию. Бетси сидела с таким же, как и у всех остальных, выражением напряженного внимания на лице: эту роль она исполняла на протяжении всей своей жизни и делала это всегда с большим мастерством и обаянием. Наступила долгая выжидательная пауза.
— Ну что ж, — произнес Фред, — спасибо вам всем за то, что пришли сегодня. Спасибо за подарки. Их столько, что, наверное, мне придется распаковывать до следующего дня рождения. Спасибо вам за вашу щедрость.
Теперь он уже больше не улыбался и оглядывал зал спокойным и почти трезвым взглядом.
— Мне есть за что испытывать благодарность, — продолжал он. — За очень многое. Я прожил прекрасные семьдесят пять лет, из них сорок пять вместе с моей чудесной и горячо любимой Бетси. Я прошу всех вас выпить за нее. За Бетси Брэдли Прэгер — лучшей жены и быть не может!
— Истинная правда, — проговорила Бетси, улыбаясь сквозь слезы; все рассмеялись, и висевшее в воздухе напряжение несколько спало.
— Я любил все, чем жил все эти годы, — снова заговорил Фред. — Люблю всех своих домашних: и прекрасных внуков, и своих детей; по-моему, им здорово повезло. Александр, Мэри Роуз, — вы бы украсили собой любую семью. Спасибо вам за то, что вы стали членами именно нашей семьи. Конечно, и банк тоже стал для меня одним из членов моей семьи, и даже больше: неотрывной частью моих души и тела. Я видел, как банк рос, иногда даже — как он ужимался, — (взрыв хохота), — видел, как он развивался, менялся, как набирал силу и укреплял свое положение. И сознание того, что и я тоже был участником всех этих дел, наполняет меня гордостью. Оно дает мне и глубочайшее удовлетворение.
Компания — это та же семья, в ее жизни тоже очень много различных граней, нюансов, тонкостей. И надо все это учитывать, на все реагировать, стараться сделать так, чтобы каждый член семьи получал то, что ему необходимо.
От семейных уз невозможно освободиться полностью, семья всегда остается с человеком, она в любые времена служит источником сил, энергии, но также налагает и моральные обязательства; точно так же и компания: из нее нельзя уйти совсем, просто взять и все бросить…
Сердце у Малыша екнуло и словно куда-то провалилось, во рту мгновенно пересохло. Он заметил, что Мэри Роуз непроизвольно зажмурилась, как от внезапной резкой боли. «О господи, — мысленно ахнул Малыш, — кажется, он передумал».
Под тентом повисла напряженная тишина. Никто не издал ни звука; глаза всех присутствующих были устремлены на Фреда. Даже маленькая Мелисса слушала так, будто от этого зависела вся ее жизнь.
— Конечно, дети в семье растут; они обретают самостоятельность; меняется и ваше отношение к ним. Но все равно за ними нужен постоянный присмотр. И если им потребуется ваша помощь, вы должны быть готовы ее оказать.
Еще одна пауза.
