На самом деле есть мне не хотелось, а после бутербродов с
икрой ужасно хотелось пить, но мать по вечерам и чаю не разрешала.
– Пейте бифилайф! Сестру передернуло.
– Видеть его не могу! А знаешь, Маринка, у нас новая
беда – дианетика. Сама принесла матери книгу – сама теперь будешь мучиться.
– Да, кстати, все собираюсь спросить – что же это такое
– дианетика?
– О, – сестра оживилась, – это когда все едят
отдельно. Вот, например, хочешь ты съесть бутерброд, так ты сегодня ешь булку,
а колбасу можно только завтра, про масло я уж не говорю, это верная смерть.
– Какая колбаса? – возмутилась матушка. –
Забудьте это слово, и про булку, кстати, тоже забудьте. И прекратите издеваться
над дианетикой! Вот скоро Валентина Михайловна прочтет эту книгу, и мы начнем
новую жизнь.
Все матушкины завихрения насчет здорового образа жизни
начались два года назад, когда в санатории она познакомилась с Валентиной
Михайловной. Она тогда вся была под впечатлением новой подруги. Ах какая
замечательная женщина, как следит за собой, гораздо старше меня, а выглядит
моложе. На мой взгляд эта Валентина Михайловна выглядела не очень-то – обычная
сушеная вобла, далеко не первой молодости, с жилистой шеей и кровавым маникюром
на костлявых руках. Но мать была от нее без ума. Как-то в порыве откровенности
сестра призналась мне, что ее голубая мечта – это придушить Валентину
Михайловну, и тогда кончатся наши мучения. Мать снова будет все есть и вкусно
готовить, а то Славка уже на пределе, а сама сестра приходит поздно и готовить
не успевает.
Мы с сестрой посетовали на нашу горькую жизнь, пытались
убедить матушку, что дианетики мы не вынесем, но мать твердо стояла на своем,
видно Валентина здорово держала ее в своих цепких лапах.
Выклянчив у матушки по чашке чаю, мы еще немного мирно
побеседовали и разошлись. В нашей семейке редко выпадает такой спокойный вечер.
Уже лежа в постели и погасив свет, я внезапно ощутила легкое
беспокойство. Что-то меня тревожило, какое-то несоответствие сегодня
насторожило. Закрыв глаза, я перебрала в уме события сегодняшнего вечера и
вспомнила слова Алика, что он никогда не ходит обедать с сотрудниками в бистро
«Джокер», а ест что-нибудь некалорийное прямо на рабочем месте. Значит, и в тот
день, в понедельник, он не уходил, а оставался с Ларисой в офисе один на один?
Не может быть, милиция наверняка проверила всех сотрудников в первую очередь. С
этой мыслью я заснула.
– Черт, опять какая-то зараза лампочку вывернула…
темень в подъезде, хоть глаз выколи… ноги бы не переломать…
В кромешной темноте подъезда щелкнула зажигалка, вспыхнул
маленький желтый язычок пламени.
– Вот спасибо, хоть мне посветили, а то ступенек не
видать, недолго и навернуться.
– Это точно.
– Что-то я вас в темноте не признаю. Ты, что ли, Паша?
– Это не Паша.
Огонек чуть переместился, выхватив из темноты мужское лицо.
– А-а, вот это кто… А чего надо-то? Чего в моем
подъезде ошиваешься? В гости ко мне?
– По делу.
– Значит, по делу надумал?
– Да, знаешь, спать я спокойно хочу.
– А я-то при чем? Как по телику говорят – заплати
налоги и спи себе спокойно.
– Да ты шутник, как я погляжу, а мне вот не до шуток.
Что-то я, брат, нервничаю. Что-то ты такое про меня знаешь…
– Да ты что несешь-то? Что, совсем сдурел? Ты с
ножом-то не балуй! Чем я тебе помешал… А-ах, больно же, сволочь… За что ты
меня. Я же ничего про дела твои…
– Может, и не знаешь, а так как-то спокойнее. Сам же
говорил – заплати и спи спокойно.
– А-а-ах…
Кровь хлынула изо рта, рыжий здоровый мужчина последний раз
всхлипнул, как ребенок, и медленно сполз по грязной стене подъезда. На пол он
упал уже мертвым.
На следующий день почти прямо с утра мне на работу позвонил
Максим. Едва раздался телефонный звонок, я уже знала, что это он.
– Добрый день, могу я поговорить с Мариной Ракитиной?
– Здравствуй, Максим, это я.
– Марина? – он замолчал, как будто удивился, что
застал меня на месте, а потом быстро проговорил: – Я встречу тебя сегодня после
работы, поедем на дачу к моему приятелю, ты во сколько освободишься?
Это был его обычный метод, раньше, два года назад, он всегда
так делал – звонил мне и назначал место и время, я всегда должна была быть в
полной боевой готовности. Но прошло два года, я отвыкла от Максима и не могла
вот так сразу включиться в прежний ритм. Я прижала трубку к губам и тихо
ответила:
– Прости, пожалуйста, Максим, но сегодня вечером я
никак не могу.
– Что? – он страшно удивился, потом стал просить,
уговаривать, даже настаивать. Но, как я уже говорила, я очень упряма. Сказав
«нет», я не меняю своих решений.
«Идиотка! – кричал во мне мой внутренний голос. –
Сейчас он попрощается и больше ты его никогда не увидишь!»
«Ну и пусть, – отвечала я самой себе. – А так он
попрощается со мной завтра утром и опять исчезнет на два года. И что тогда
будет со мной? Опять нахлынет жуткая тоска. Нет, я буду сопротивляться до
последней возможности».
В голосе Максима послышались недовольные нотки, потом он
смягчился, сказал, что позвонит мне завтра, если не уедет в Москву, и повесил
трубку. Не успела я отойти от телефона, как опять раздался звонок.
– Маринка, привет! Я не вовремя?
– О Господи, тетя Надя, мы же сто лет не виделись!
– Вот именно, – ворчливо сказала тетя Надя. –
Если я не позвоню, то ты и не вспомнишь.
– Да ладно тебе, что у вас нового?
– У нас все по-старому. Откровенно говоря, я вчера
видела тебя в театре, вспомнила, что у меня есть любимая племянница и решила
позвонить.
Тетя Надя, Надежда Николаевна, была двоюродной сестрой моего
отца, они дружили, но, когда отец умер, тетя Надя как-то постепенно перестала у
нас бывать. С матушкой они никогда не были особенно близки, сестру она здорово
недолюбливала, говорила, что Анька – страшная эгоистка. Анька платила ей тем
же, всегда отзываясь о ней в разговоре с каким-то пренебрежением, считала
неудачницей. Еще бы – с мужем развелась, растит ребенка одна, работает простым
инженером – нет, такие родственники мою сестрицу не устраивали.
Мне тетя Надя нравилась. Поскольку родственники проели мне
всю плешь о том, что женщина не должна жить одна, что обязательно надо выйти
замуж, я приводила им в пример тетю Надю – вот, пожалуйста, живет человек один
и ничего, характер спокойный, на людей не бросается. Сестра пренебрежительно
махала рукой, а матушка возражала, что все-таки у Надежды есть ребенок. Ну уж
нет, отвечала я. Этого вы от меня не дождетесь, чтобы мой ребенок рос без отца,
лучше совсем никого не надо – ни мужа, ни детей.
