– Врет!
– Возможно, – уклончиво ответил опер. – В
общем, его нигде нет, Кострова этого. И там, в Думе, не знают, где он. Никто
его не посылал ни в какую командировку. Они думали, что он в отпуске.
– А он на самом деле лежит у вас в морге, –
разозлилась я, – я вам две недели это твержу!
– Это было бы так, но дело в том, что мы через службу
безопасности Государственной думы запросили группу крови Кострова. И она не
совпадает с группой крови трупа.
– А две недели назад вы этого сделать не могли? –
не унималась я, но опер терпеливо сносил мое хамство.
– Это процедура долгая, там у них бюрократия. Но и
бардак, конечно, тоже имеется, – заключил он по-свойски. – Поэтому у
нас к вам огромная просьба. Вы ведь были знакомы с Костровым, так сказать,
довольно близко?
– Можно и так сказать.
– Так вот, не могли бы вы взглянуть на него там, в
морге?
– Что?
Но он не обратил внимания на мой вопль и продолжал как ни в
чем не бывало:
– Голова, конечно, для опознания не пригодна, но на нем
ведь могут быть какие-то особые приметы, а может, вы их и так вспомните, ехать
не надо будет?
Я попыталась представить себе обнаженное тело Максима, но
перед глазами стояло то, что я увидела из окна шестого этажа: нелепая куча
тряпья на асфальте и бурая лужа вокруг головы.
– Вы знаете, так ничего вспомнить не могу. А почему я,
не лучше ли, если жена его опознает?
Он замялся там, на том конце провода:
– Мы еще не уверены… раньше времени шум… все-таки
депутат… журналисты…
И эти тоже боятся журналистов! Как они мне все надоели!
– Ладно, но только извольте прислать за мной
машину! – Я с грохотом бросила трубку.
Приехал за мной мой давнишний приятель Дима.
– Привет, давно не виделись!
– Давай, едем скорее, Володя нас там ждет, может, и
Громова подъедет.
– Прямо умираю, хочу вашу Громову видеть! –
фыркнула я.
– Ты это, соберись. Зрелище там, прямо скажу…
– Догадываюсь!
Но я абсолютно не представляла себе, что там будет на самом
деле. В своей жизни я видела двух покойников – бабушку и отца, но там, конечно,
было совсем другое дело. Спасло меня то, что лежащее передо мной нечто даже
отдаленно не напоминало человека. Так я и решила к этому относиться. Голова
тела была прикрыта простыней, а на оставшееся я должна была смотреть долго и
пристально. По росту вроде подходит, хотя, как правильно определить рост
лежащего человека? Цвет кожи – вы меня извините, какой цвет кожи может быть у
трупа, две недели провалявшегося в морозилке?
– Ну что? – не выдержал стоящий рядом Владимир
Петрович, видимо, ему тоже было несладко.
– Да не знаю, – тоскливо ответила я. Ну не могла я
в этом ужасном месте представить, как мы с Максимом в постели. И не было у него
никаких заметных родимых пятен, обычная гладкая кожа. Руки, форма ногтей? Руки
были скрючены, ничего там было не разглядеть. И вдруг я вспомнила, что на плече
внутри, ближе к подмышке, у него должен быть шрам. Максим рассказывал, что в
двенадцатилетнем возрасте лазил где-то с приятелями по чердакам и сильно
порезал руку о разбитое оконное стекло. Было много крови, наложили восемь швов.
И до сих пор остался длинный шрам и было видно на нем восемь рубчиков, как-то я
посчитала.
К горлу подступила тошнота, в глазах темнело. Мне надо было
подойти ближе и наклониться, но ноги приросли к полу.
«Давай, иди! – мысленно прикрикнула я на себя. –
Только что собиралась соперницу прирезать, а теперь боишься к двухнедельному
трупу подойти. Уж он-то точно ничего плохого тебе не сделает!»
Я шагнула ближе и обратилась к санитару:
– Поднимите руку, пожалуйста, левую, нет, правую,
точно, правую.
Санитар с трудом поднял правую руку трупа, я обошла стол,
наклонилась и поняла то, о чем давно уже подозревала: рука от локтя до подмышки
была абсолютно чиста. Санитар бросил руку, она упала на стол со стуком,
вывернулась. И я увидела, что дальше, внизу, у запястья виднеется белый шрам в
форме полумесяца. Пускай я полная идиотка, и давно уже не в себе, но я точно
помнила, что такого шрама у Максима никогда не было. Поняв это, я свалилась в
обморок по-настоящему.
Очнулась я уже в другом помещении, там стояла больничная
кушетка и письменный стол. Человек в белом халате дал мне еще раз что-то
понюхать и ушел по своим делам. Со мной остался Дима.
– Ты не бойся, ничего себе не повредила, я тебя вовремя
подхватил, не дал на пол упасть.
– Спасибо, Дима.
В комнату заглянула представительная дама в очках в строгом
сером костюме, я сразу догадалась, что это следователь Громова.
– Ну, что вы нам можете сказать, опознали вы труп или
нет?
В это время я пила воду и с трудом удержалась, чтобы не
прыснуть ею Громовой в лицо, как это делала моя бабушка, когда гладила.
Медленно проглотив воду, я с ненавистью посмотрела на Громову и сказала:
– Кого вы мне подсунули? Это не тот!
– То есть как это не тот?
– Не тот, и все!
– Но, позвольте спросить, что вы нам тогда голову
морочите? Вы же говорили, что это Костров?
– Это я вас хочу спросить, куда вы дели труп Кострова?
– Слушайте, ведите себя прилично! – Громова
повысила голос. – Вы не на рынке. Давайте говорить официально.
– Вот я и заявляю вам совершенно официально, что то,
что лежит там на столе – это не Максим Костров. У Максима был шрам вот
тут, – я показала где, – а у этого на запястье и совсем не такой
формы.
– А что же вы раньше не сказали про шрам?
– А вы спрашивали? И потом, в каком я была состоянии,
только сейчас вспомнила. В общем, и шрам не тот, и труп не тот. А откуда же
этот покойник взялся?
– Послушайте, я вам официально заявляю, что этот человек
был в костюме пингвина, и это он выпал с шестого этажа в ту ночь.
Внезапно меня озарило:
– Господи! Он выбросил другого! Понятно, почему тот
пингвин так неуверенно ходил. Он же ничего не соображал, под наркотиком был.
Громова смотрела на меня, как на ненормальную, только что
пальцем у виска не крутила. От этого я ужасно разозлилась.
– Ну, что вы на меня так смотрите! У вас пять убийств
нераскрытых, а вы сидите и ничего не делаете! А сейчас еще и шестое прибавится.
Я вам абсолютно официально заявляю, что там на маскараде мне угрожал и пытался
убить Максим Костров – я узнала его по голосу, а уж голос-то его я хорошо знаю.
А куда он потом делся, я понятия не имею. Вам его искать надо, а вы неизвестно
на что время тратите! Две недели псу под хвост!
