– Ну, расскажи, тетя Надя!
– Да что рассказывать? Дело это долгое. Лет шесть тому
назад в институте у нас девушка одна работала, тоже Мариной звали. После
праздников Седьмого ноября (сейчас уже про них и забыли) приходим мы на работу,
а нам говорят, что Марину нашли у одного дома заброшенного, выбросившейся из
окна с седьмого этажа. А Саша у нас тогда работал начальником сектора, и как
раз перед праздником Марину эту сильно отругал, задело, правда. Вот Громова и
прицепилась к нему – мол, довел девушку до самоубийства. Стал он со мной
советоваться, как быть, так мы и подружились.
– А с Мариной-то с этой потом что выяснилось?
– Там такое оказалось сложное дело, что если
рассказывать – никакого времени не хватит, потом уж как-нибудь устроим вечер
воспоминаний. Сейчас нам надо с тобой разобраться. Значит, говоришь, костюм
пингвина Ольга Головко взяла? Очень интересно. Послушай, Маринка, –
задумчиво проговорила тетя Надя, – а ведь костюмов-то два было. Ведь у
Максима не было времени костюм снимать и на того человека надевать.
– Точно! И где же он второй такой же костюм взял?
– А вот это мы и выясним завтра. Может быть, отыщутся
какие-нибудь доказательства его причастности, угрем Громовой нос. Ох, не люблю
я ее, за Сашу никогда не прощу!
– Да ты, наоборот, ей благодарна должна быть, если бы
не она, ты бы замуж за Сан Саныча не вышла.
– Ты думаешь? Может, и верно, а все равно я ее не
люблю!
Раздались два коротких звонка в дверь.
– Это Саша, только ему ни слова про наши дела. Завтра
созвонимся.
Вошел Сан Саныч, поздоровался, потянул носом воздух.
– Курили?
– Это Маринка, – не моргнув глазом, соврала тетя
Надя, – она нервничает.
– А где Бейсик? Травите кота дымом?
– Бейсик, как и ты, поборник здорового образа жизни,
поэтому он спокойно спит на диване в комнате.
Сан Саныч побежал нежничать со своим ненаглядным котом, а мы
с Надеждой тихонько распрощались в коридоре.
Алик встретил меня ужасно взволнованный.
– Ты где была?
– В морге, дорогой, на опознании.
– Что, целый день там провела? Я звоню – тебя нет,
потом пришел, ужин вот приготовил.
В его голосе явно слышалось недовольство мужа, который
пришел усталый с работы, а дома – ни жены, ни еды.
– Извини, дорогой, что-то мне после морга есть не
хочется.
Я не собиралась говорить ему, что поела и напилась кофе у
тети Нади.
Я зашла в ванную, пустила воду и задумалась, что же,
собственно, мне теперь делать? Первое, что говорить завтра Громовой? Второе, как
вести себя с Аликом? Третье, возвращаться ли на работу? И наконец, последнее и
самое важное – увериться, что Максим теперь уже далеко и больше мне не угрожает
или вздрагивать от каждого шороха, шарахаться от каждой тени и, в конце концов,
кончить свои дни в психушке под присмотром доброго доктора Крылова. А что, тетя
Надя составит протекцию.
– Маринка, – это Алик стучал в ванную, – что
случилось?
Оказалось, я уже сорок минут нахожусь в ванной и не
произношу ни звука.
– Как у тебя дела, Алик, как с работой?
– Все в порядке, завтра надо к десяти.
– А мне завтра к десяти к Громовой, а потом с операми
еще дела.
– Слушай, не заговаривай мне зубы, зачем ты ходила в
морг?
– Не ходила, а меня возили на машине.
– Ну и что ты там делала?
– Опознавала это, то, что там лежит уже две недели. И
можешь себе представить, что это не он.
Надо отдать Алику должное, он сразу ухватил суть, ведь он
был тогда со мной и видел, как вел себя несчастный пингвин перед тем, как выпал
из окна. Но я попросила его не вести разговоры на эту тему, иначе я не смогу
заснуть. Опять мы легли спать как супруги, которые недавно справили золотую
свадьбу.
Мне снился сон.
Я нахожусь совсем одна в каком-то большом темном помещении.
Мне надо выйт?? оттуда, но я не знаю, где выход.
– Кто-нибудь есть здесь? – вопрошаю я.
– Я здесь, иди сюда, – отвечает тихий, очень
знакомый голос.
Я делаю шаг на голос, опять спрашиваю:
– Кто ты? Я не вижу тебя!
– Открой глаза, – отвечает голос, – я здесь,
совсем близко.
Я ощущаю под ногами какие-то ступени и начинаю по ним
подниматься, чувствуя, что глаза мои широко раскрыты, но я ничего не вижу.
– Скажи мне, кто ты, – умоляю я, – и я увижу
тебя.
– Еще немного, – отвечает голос, – уже совсем
рядом.
Ступени кончаются. По-прежнему в какой-то серой мгле я
двигаюсь на ощупь, наконец мгла рассеивается, и я вижу себя наверху, а подо
мной расстилается темная бездна. Прямо передо мной лежит узкая доска,
перекинутая через провал. Там, на той стороне, свет и какой-то человек сидит на
корточках у обрыва.
– Иди сюда, – говорит голос, – я тебя жду.
Я ступаю на доску и осторожно двигаюсь по ней.
– Теперь ты видишь меня, – говорит голос, –
это же я…
– Максим! – кричу я, и в это время он что-то
делает с доской, она выскальзывает у меня из-под ног, и я лечу в пропасть с протяжным
криком.
Чьи-то руки обнимали меня и трясли.
– Маринка, Маринка, это же я, Алик! Что с тобой, открой
глаза! Это сон был, просто сон.
Я открыла глаза, увидела комнату, встревоженного Алика,
прижалась к нему, такому надежному и родному.
– Это у тебя от морга, не надо было туда ходить.
Он гладил меня по голове и укачивал, как маленького ребенка.
Потом он вытер мои слезы, мы так и улеглись, обнявшись. Я успокоилась, но долго
лежала без сна.
«Он здесь, – думала я, – он никуда не уехал, он
здесь. И он не оставит меня в покое».
Если бы я рассказала обо всем Алику, он бы мне поверил. Но я
не буду ему ничего рассказывать. Это наше личное дело, мое и Максима. Слышишь,
Максим? Мы встретимся, я даю тебе слово, мы обязательно встретимся!
С Анной Николаевной Громовой мы побеседовали довольно мирно.
Отвечая на ее вопросы, я еще раз добросовестно повторила все о той ночи и обо
всех моих встречах с Максимом. Получалось у меня довольно складно, так что
Громова не смотрела на меня как на сумасшедшую, хоть время от времени и
поджимала скептически губы. Но меня ее гримасы мало трогали, я ведь уже приняла
решение искать Максима самостоятельно, поэтому решила не конфликтовать с
Громовой по пустякам. Что Громовой – еще одно нераскрытое дело, а для меня это
вопрос всей дальнейшей жизни, и вообще – жизни. Однако для подстраховки мне
было важно оставить о себе у Громовой хорошее впечатление. Потому что если я
проиграю и Максим найдет меня раньше, то он обязательно меня убьет и обставит
дело как самоубийство. Может получиться очень правдоподобно – взбалмошная
девица напридумывала черт те что, а потом покончила с собой. А так все-таки
возникнут сомнения. Как с Ларисой, начальницей Алика, – никто не поверил в
ее самоубийство. Кстати, вот Громова как раз что-то про нее говорит.
