В библиотеке к сессии было не протолкнуться. Эти
охломоны-студенты вспомнили, что у них через две недели экзамены и поперли за
учебниками. Начальница библиотеки Нина Адамовна опять разбиралась с Шишиным.
Это наш вечный студент, учится, наверное, уже лет семь и на диплом в ближайшее
время выходить не собирается.
– Ну, Шишин, что с вами на этот раз?
– Вот, – Шишин протянул ей какую-то бумажку.
– Что это, Шишин?
– Это читательский билет, понимаете, мама его постирала
в стиральной машине. Это случайно вышло.
– Понимаю, что не нарочно. И что же, вы хотите получить
по нему литературу?
– Да, если можно, только вот фотография смылась…
– Да, Шишин, вы на ней на себя не похожи.
Я заглянула через ее плечо: на фотографии был изображен
шишинский череп, остальное выстиралось порошком «Ариэль».
– Нет, Шишин, – решительно произнесла Нина
Адамовна, – по такому билету я вам ничего выдать не могу.
– Ну, Нина Адамовна, – заныл Шишин, – а как
же сессия?
– Да вы же все равно сдаете сессию с опозданием, –
вмешалась я, – сейчас будет летняя, а вы собираетесь сдавать еще зимнюю.
– Все равно, у меня сроки.
– Не будем пререкаться. Шишин, принесите все книги, что
за вами числятся, потом напишите заявление на выдачу нового читательского
билета.
– А потом?
– А потом будете ждать!
– И долго мне ждать?
– Неделю, – сказала я голосом Кролика из
мультфильма про Винни-Пуха.
– А пока будете пользоваться читальным залом, –
строго произнесла Нина Адамовна, тряхнув седыми кудряшками. – И вас
особенно попрошу, Марина, пока он не сдаст все учебники, нового билета ему не
выписывать и ничего не выдавать, – она удалилась в помещение закрытого
фонда.
– Слышал? – спросила я опечаленного Шишина. –
Вот теперь какие порядки. Так что дуй домой за книжками. Зачеты-то хоть все
сдал?
– Какое там! – Шишин махнул рукой и ушел.
– Марина, тебя к телефону! – крикнула Зоя из
читального зала.
– Здравствуй, Марина! – Его голос я узнала
мгновенно.
Я прижала трубку к груди и отвернулась так, чтобы Зойка не
видела моего лица.
– Эй, ты где там?
– Я здесь.
«Я всегда здесь, – добавила я про себя, – и никуда
не денусь, даже если ты позвонишь через десять лет, для тебя я всегда здесь».
– Я тут приехал на некоторое время из Москвы…
– Я знаю.
– Ах да, ведь ты меня вчера видела… ты ведь заметила
меня вчера?
– Да, конечно.
– Извини, я так торопился, не успел к тебе подойти.
– Ничего страшного.
– Я бы хотел… в общем, давай встретимся.
Если бы у меня тогда хватило мужества отказаться, многого бы
не случилось. Но я не нашла в себе сил. Ну ладно, сделаю себе послабление,
встречусь с ним. Но ни в какие чужие квартиры я больше не пойду. Хочет со мной
встретиться – пусть ухаживает, как нормальные люди, – цветы, рестораны и
так далее. Денег у депутатов много, он может это себе позволить. Если я приведу
себя в порядок, со мной не стыдно нигде показаться, а на журналистов мне
плевать! Мы условились встретиться в семь часов в центре, причем я намекнула
ему на ресторан.
– Лариса Георгиевна, можно в вам?
– А, это вы… Неужели после нашего последнего разговора…
– Мне кажется, вы тогда просто погорячились. Вы ведь –
яркая темпераментная женщина… Но вмешивать в наши отношения посторонних… Я вами
очень недоволен. Ну, в конце концов, должен признать, что я тоже был в чем-то
неправ…
– Вот именно! Наконец-то вы это поняли.
– Конечно, Лариса Георгиевна, конечно! Все делают
ошибки, и умные люди от глупых отличаются только тем, что глупые на своих
ошибках настаивают, а умные – свои ошибки исправляют. Вот и я сейчас, пожалуй,
исправлю одну из своих ошибок.
– Что это вы? Что с вами? Уберите руки! Вы с ума сошли!
Вон отсюда! Я позову на помощь!
– Зовите, Лариса Георгиевна, зовите. Вас никто на
услышит, – вы же знаете, что все ушли обедать. Куда? Кажется, в ресторан
«Джокер»? А вы остались? Видите, как вредно отрываться от коллектива. Ну, что
же вы не зовете на помощь? А, у вас от страха перехватило горло? Вы не можете
кричать? Ах как неудачно! Как сказано в одной популярной телерекламе – как
повезло яблоку и как не повезло вам! Ну, яблоко тут, допустим, совершенно ни
при чем – повезло в данном случае мне. Я смогу спокойно исправить свою ошибку.
Работать с вами, конечно, было ошибкой. Вы слишком, слишком темпераментная
женщина. Вы не умеете сдерживать свои эмоции и произносите слишком много лишних
слов перед малознакомыми людьми. Такой темперамент – вещь опасная…
– От-от-пустите меня… Вы… вы… сумасшедший, вы – маньяк…
– Ах, у вас прорезался голос? Только очень-очень
слабый. На помощь таким голосом не позовешь – никто не услышит. Но вы неправы.
Какой же я сумасшедший? Я просто исправляю свою ошибку. Очень, кстати,
продуманно исправляю. Куда же вы, Лариса Георгиевна? Дальше, как говорится, отступать
некуда, за вами окно, и этаж, между прочим, пятый. Неужели вы так меня боитесь,
что готовы даже… Ну, что же, тогда я вам немножко помогу…
– По-по-могите…
Слабый, тихий от ужаса женский крик никто не услышал. Зато
многие прохожие подняли головы, услышав звон бьющегося стекла в окне пятого
этажа, а когда женское тело, послушное силе всемирного тяготения, совершило
свой первый и последний полет и с отвратительным глухим звуком ударилось об
асфальт, разметавшись на нем, как выброшенная тряпичная кукла, все, кто был в
эти дневные часы на людном центральном проспекте, бросились к ней, – кто с
жалостью, кто с состраданием, кто с любопытством.
И никто, конечно, не заметил, как из подъезда вышел мужчина
в джинсовом костюме и быстрым деловым шагом направился в сторону метро.
После телефонного разговора я почувствовала настоятельную
необходимость пройтись по магазинам. Я просто-напросто взглянула на себя в
зеркало, пришла в тихий ужас и решила, что без новой помады, тонального крема и
лака для ногтей меня могут по ошибке отправить на Северное кладбище. Я
выскочила на Московский, свернула на Бронницкую, направляясь в один неплохой
маленький магазинчик. Возле дома, где была переводческая контора Алика,
толпилась куча народу. Все ахали, причитали, что-то там стряслось, несчастный
случай. Судя по репликам – погибла женщина. Меня всегда бесит массовое
сладострастное любопытство к чужому несчастью, рядящееся в одежды показной
жалости. Я хотела пройти мимо, не поднимая глаз, и это меня и подвело: на
асфальте прямо у меня под ногами я увидела что-то маленькое и блестящее. Я
нагнулась и подняла эту вещицу. Лучше бы я этого не делала. В руках у меня был
кулончик в форме скорпиона. Мне стало нехорошо, судорога схватила низ живота,
но сквозь толпу я кое-как протолкалась. На тротуаре лежала та самая женщина из
«Алтер Эго», которая в субботу так хамски обошлась с Аликом. Она лежала на
спине, неестественно подогнув левую руку. Глаза были открыты, и в них стоял
ужас. Что было особенно неприятно, – впрочем, что уж говорить, приятного
трудно ожидать в такой ситуации, но почему-то особенно неприятным показалась ее
непристойно задравшаяся юбка. От смерти не ждешь красоты, но хочется, чтобы она
выглядела хотя бы прилично… Окружающие, фальшиво сокрушаясь и охая,
рассказывали вновь подошедшим, как она вылетела из окна – вон того,
распахнутого, на пятом этаже, – должно быть, самоубийство…
