Промежуточную стоянку устраиваем неподалеку от города с почти белорусским названием Винь. Он раскинулся по берегам мутной реки Сонг-ка. Расположились неподалеку от основной дороги. Рядом обычная деревенька, рассыпавшиеся по склонам холма убогие домики. Колодец. Даже смешно, как издали похоже на Россию, особенно в сумерках. Электричества, правда, нигде нет, все поголовно пользуются керосиновыми лампами. Зато детишек бегает просто прорва. Интересно бы узнать, при удобном случае, где они помещаются, когда приходит пора укладываться спать?
— Отсутствие электричества, я вижу, весьма способствует рождаемости, — шутит, проходя мимо нас, Стулов. — Учтите этот опыт молодежь (тоже мне старик). Если хотите многочисленного потомства, сразу пробки на электрическом щитке выкручивайте.
— Может, это от керосинок происходит, — поддерживает шутку Преснухин. — Угарный запах несгоревших углеводородов наверняка как-то влияет на потенцию.
Пока они перешучиваются, машины наши по очереди загоняются в капониры под деревьями, а сами мы приглашаемся на краткий ночлег. Ночевать приходится в некоем подобии военного кемпинга. Сразу видно, что он используется постоянно и даже пользуется определенной популярностью. Конструкция землянок, рассчитанных на 8-10 человек, проста и рациональна. Высота их стен — примерно два метра. Стены изготовлены из толстых стеблей бамбука и завешены красно-зелеными циновками. Косые односкатные крыши немного выступают над поверхностью земли и представляют собой многослойную конструкцию из жердей и высохших листьев. Толстая растительная подушка хорошо защищает и от дождя, и от солнца. Освещение традиционное — керосиновое. Но особо присматриваться к обстановке нам некогда. Усталость властно берет свое. Торопливо раздеваемся и плюхаемся на низенькие топчаны, выстроенные в два ряда по обе стороны неширокого центрального коридорчика. Вьетнамцы укладываются рядом с нами. Тот, которого зовут Нгуен, понаблюдав, как мы раздеваемся, неодобрительно качает головой и достает из своей котомки плоскую баночку из-под леденцов. Хлопком в ладоши он привлекает наше внимание, после чего открывает ее и предлагает всем помазаться темно-коричневым сильно пахучим содержимым.
— Б-з-з-з, — имитирует он при этом полет москита, быстро двигая сомкнутыми ладонями.
Намек понятен, нам предлагают воспользоваться местным репеллентом, иначе зажрут мошки. Вновь одеваемся, поскольку угроза очевидна и зрима. Вокруг лампового стекла уже вьется целый выводок каких-то летучих тварей. И нет никакого сомнения в том, что они набросятся на нас, едва лишь свет будет погашен. Из последних сил, уже с закрывающимися глазами, торопливо мажем лица и руки и проваливаемся в желанный сон.
* * *
— Подъем, парни, — внезапно слышу я звонкий голос Басюры. — Приказано срочно грузиться. Шустрее, ну шустрее же!
Открываю глаза. Вновь темно, вновь горит лампа, и создается такое ощущение, что мы и не спали вовсе. На улице уже чувствуется рассвет, во всяком случае, желтоватые огоньки на верхушках пальм явно являются его предвестниками. Сборы коротки. Ополоснуть лица холодной водой из умывального корытца на улице, да вытереть лицо подолом гимнастерки (где лежат наши полотенца, неизвестно) и вперед. Машины ползут медленно, будто чего-то опасаясь. Часто останавливаемся и стоим минут по пять, по десять, словно ожидая дополнительного разрешения. Такой темп сохраняется где-то до трех часов пополудни, то есть до тех пор, пока на очередной остановке не объявляется большой привал.
Великолепный вид открывается перед нашими взорами, как только наши машины выезжают из бамбуковой рощи, по которой мы блуждали последние полчаса. Уютная, размером с футбольное поле поляна. Весело сбегающий по каменистому, будто сделанному в диснеевской студии, уступу бойкий ручей, изумрудная, нетронутая и словно бы подстриженная трава живописного лужка.
— Все на выход, — зычно кричит Воронин, первым выпрыгивая из кабины головного грузовика, — встанем лагерем здесь, поскольку место просто прекрасное. Всем мыться, сушиться, стираться! Эй, Косарев, будешь ответственным за постирушку. Щербаков, Камков, бегом на заготовку дров. Иван с Федором, вы разгружайте припасы для кухни. И шевелитесь порезвее, а то живот уже подвело!
Последние два слова по идее можно было бы и не говорить, но на такую мелочь никто не обращает внимания. Наконец-то нас ждет долгожданный отдых, наконец-то пришел конец изматывающего пути. Позабыв все на свете, мы, срывая на ходу пропотевшую форму, бросаемся к небольшому озерку, которое выдолбила вода за многие тысячелетия падения с высокого каменного уступа. Прежде чем заниматься чем-нибудь иным, нам просто необходимо срочно смыть с себя грязь и отстирать буквально пропитанную пылью и потом одежду. Вдоволь наплескавшись, мы уступаем место офицерам, а сами начинаем обустраивать лагерь. Нгуен Винь и Кинь-До тоже принимают участие в общих делах, хотя и весьма своеобразно. Вьетнамцы как то чересчур спешно выгрузили свои котомки и, вооружившись двумя длинными ножами, едва ли не бегом отправились к ближайшим зарослям. Однако поскольку формально они нам не подчинены, то мы только проводили их недоуменными взглядами и продолжили заниматься своими делами.
Место для обустройства временного лагеря мы отыскали довольно быстро. Более удобного места, чем затененная площадка под кроной массивного дерева, нам было и не найти. К сожалению, подъехать вплотную к столь заманчивому месту было невозможно из-за торчащей из-под травы гряды острых камней. Но, поскольку народа у нас достаточно много, то с переноской наших вещей не должно было возникнуть особых проблем. Впрочем, этим будем заниматься потом, после выполнения уже отданных капитаном приказаний. И мне сейчас придется очень интенсивно поработать, чтобы все успеть. Собираю валяющуюся повсюду форму и подношу ее ближе к ручью. Погода в тот день стояла просто прекрасная, я надеялся, что выстиранная одежда долго сохнуть не будет. Замачиваю груду белья и тут понимаю, что в одиночку справиться с такой кучей будет непросто. Но помощь приходит как всегда неожиданно. Толик Щербаков, бросив у будущего кострища относительно сухую корягу, откликается на мой жалобный зов и приносит к ручью два куска хозяйственного мыла. Далее мы с ним уже принимаемся энергично драить и выкручивать наше, успевшее изрядно засалится обмундирование. Технология стирки у нас самая примитивная, но зато и не слишком утомительная. В естественное каменное углубление мы искрошили полкуска хозяйственного мыла, налили несколько ведер воды и принялись топтать ногами опущенную в полученный раствор одежду. Время от времени мы переворачиваем слипшуюся кучу тряпья и вновь усердно топчем.
Через полчаса, посчитав, что стирка проведена успешно, перебрасываем все в русло ручья и долго полощем, время от времени поглядываем в сторону потрескивающего костерка, над которым аппетитно бурлят два котелка, опекаемые Камо. Пока мы занимаемся хозяйственными проблемами, наши вьетнамские коллеги, притащив на себе по две здоровенные кучи веток, принялись украшать ими радийную машину. Работа у них спорится и видно, что подобным делом они занимаются не впервые. Но поскольку у каждого из нас свои проблемы, свои задания, долго наблюдать за кем-то еще просто некогда. Наконец стирка завершена, и нам остается только развесить одежду. Совершенно не кстати собираются тучи и начинается довольно-таки серьезный дождь. Но деваться некуда, места под деревом маловато и вешать одежду для просушки придется под ливнем. Прищепок мы с собой не захватили и поэтому просто развешиваем мокрые вещи на длинной веревке, которую протягиваем между двумя машинами. Слышим призывные вопли, несущиеся из-под древесной кроны. Это Камо энергично машет над головой половником, призывая всех за «стол». Никакой мебели у нас, разумеется, нет, просто большой кусок брезента в качестве подстилки, но никто не ропщет, понимая (или надеясь), что бытовые трудности временны и связаны лишь с кочевым образом жизни. Почти все мы собрались под раскидистой кроной, и Федор уже принялся раскладывать по мискам еду, как выясняется, что забыли принести закупленный в Вине хлеб.
