– Господин таможенник, – проворковала она таким милым и в то же время страстным голосом, что у меня аж мурашки пробежали по коже, – привь-етствую Вас на борту «Солейны». – Она непринужденно подхватила его под локоть и сразу потащила на бак, от меня, надо полагать, подальше. Едва успев поймать брошенную ею в мою сторону сумку, я скатился с ней в обнимку в помещение кают-компании и, сдернув со стоящей на столе банки кока-колы заглушку, влил ее содержимое в свою, напрочь пересохшую от страха глотку. Выдохнув, после того как последние капли живительной жидкости исчезли в моем горле, я плюхнулся на диванчик, ибо ноги уже не держали меня, но собрав все самообладание в кулак, вновь вскочил. «Что это я здесь расселся, как король на именинах? – подумал я, почувствовав некоторый прилив сил, – надо идти наверх, Элизе помогать».
Но, бодренько выскочив на палубу, понял, что я здесь фактически лишний. Хозяйка яхты так профессионально «грузила» зубастого, что тот млел и только пузыри не пускал от восторга. При этом она уверенно открывала всевозможные лючки и шкафчики, непринужденно показывая их содержимое, так что спроси начальство после проведенного досмотра этого таможенника, тщательно ли тот провел осмотр яхты, он с чистой совестью ответил бы: «Да! Конечно. На все сто!»
Заметив мою высунувшуюся в эту секунду из люка голову, Элиза кистью правой руки сделала в мою сторону резкий жест, означавший только одно: будь добр, исчезни.
Разумеется, я тут же исчез.
«Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок», – припомнил я весьма вовремя старинную народную мудрость и, оперативно затолкав наши походные сумки в нишу под диваном, распахнул дверцу холодильника. Слава Богу, с наших с тобой военных времен я не забыл науку быстро собирать на стол и, пока над моей головой победно стучали каблучки «госпожи капитанши», я успел приготовить легкий фуршет со «Смирновкой», крабами в зеленом горошке, тонко нарезанной лососиной, с паштетом из мидий, с крохотными бутербродиками с паюсной икрой и ломтиками норвежской селедки в винном соусе с испанскими, лоснящимися от спелости маслинками. Едва лишь я успел защелкнуть и сунуть в карман трофейный «Скорпион», которым я полосовал хлеб, как распахнулся верхний люк, и в проеме трапа показались голубые Элизины джинсы.
– Прошу теперь сь-юда, – тянула она за рукав несколько подзастрявшего таможенника, – посмотрь-итье, пожаль-юста наши внутренние кубрики.
Когда тот наконец пролез в нашу каютку и увидел расставленные на столике тарелочки и рюмочки, его служебное рвение и без того не слишком забойное, упало практически до нуля. Сунув, скорее по инерции, нежели по необходимости, свой нос в пару настенных шкафов, таможенник пристально уставился на накрытый стол и замер в непосильно тяжелом раздумье.
– Прошу присесть с нами, – взял я бразды правления в свои руки, перехватив секундой раньше красноречивый взгляд Элизы, – не побрезгуйте, как говорится, на дорожку.
– Ну что Вы, что Вы, – засмущался прапорщик, – мне даже и неудобно как-то.
– Ничего, ничего, какие могут быть церемонии среди нас, морских братьев, – довольно бесцеремонно заявил я, слегка подталкивая его локтем к диванчику.
– Чь-ем Бог посль-ял, – лучезарно улыбаясь, проворковала Элиза, – в память о при-йятной встрьечь-е.
После таких слов, подкрепленных игривым движением брови, таможенник, видимо утратив последнюю волю к сопротивлению, рухнул на сиденье как подкошенный.
«Смирновка» закончилась быстро, так как мы наперебой поднимали дурацкие тосты, чокались, угощали друг друга тающими во рту кусочками селедки и без передыху говорили и без того находящемуся в полной «нирване» таможеннику самые теплые слова и самые искренние комплименты. Ах, если бы только он имел способность читать наши тревожно мятущиеся в этот момент мысли, ах, если бы мог он ощущать судорожную вибрацию наших звенящих от чудовищного внутреннего напряжения нервов!
Уже попрощавшись и поднявшись обратно на причал, он обернулся и, умильно поведя глазами в сторону прижавшейся к моему плечу Элизы, показал мне вытянутый вверх большой палец.
– Приезжайте еще, – крикнул он, поднимая обе руки в прощальном жесте.
– Конь-ечно... очень скоро, – звонко отозвалась моя «супруга», вскидывая к голове свою ладошку, но одновременно второй рукой, которой она держала меня за локоть левой руки, настойчиво оттягивая меня назад, к люку.
– Отдавай швартовы, – шепнула она мне, не прекращая обворожительно улыбаться удаляющемуся таможеннику, – отчаливаем.
Через двадцать минут мы уже были в открытом море. Однако расслабляться и праздновать было некогда, вначале потому, что мы какое-то время находились в двенадцатимильной зоне и нас вполне могли еще остановить и вернуть обратно пограничники, ну а потом, потом начался весьма нешутейный шторм, во время которого нам пришлось безо всяких скидок бороться с разошедшейся не на шутку природой. В общем, когда мы, не спав той ночью ни минуты, причалили на следующий день в окрестностях Хельсинки, в моей голове царило одно-единственное желание: упасть прямо здесь и наконец-то отключиться.
– Я вспоминаю, – продолжал свой рассказ Юрий, – как я на совершенно одеревеневших ногах выбрался на твердую землю и первая моя мысль была: «Ну что, голубчик, допрыгался, доскакался. Вот стоишь ты тут, на чужой земле, без гроша в кармане, в простреленной в трех местах куртке, с липовыми документами в кармане, и что же ты, дружочек, дальше-то будешь делать?»
Но тут ко мне подошла Элиза, которая заглянула в мои потухшие глаза и, видимо, догадавшись, что в эту минуту творится у меня на душе, тихонько шепнула мне на ухо:
– Не волнуйся... Миша, все у нас будет хорошо. Не обижайся, пожалуйста, – быстро добавила она, заметив мой удивленный взгляд, – ты ведь понимаешь, что на людях я должна называть тебя этим именем.
Я поймал ее ладонь, поднес к губам и, сколько было у меня в душе благодарности этой, совершенно удивительной женщине, я вложил в тот самый первый поцелуй.
– Вот так, брат, судьба-то нас заворачивает, – Юрий откинулся на спинку пластикового стульчика, поднес к глазам свои раззолоченные часы и, вглядевшись в циферблат, озадаченно присвистнул.
– Ого, как, однако, время-то летит, Александр. Пора нам с тобой и честь знать.
Я тоже глянул на свои электронные и, к своему ужасу, увидел, что уже пятнадцать минут, как должен был быть на корабле:
– Вот, мать твою так, – непроизвольно вырвалось у меня, – опоздал на судно!
– Да ты не волнуйся, – успокоил меня Юрий, протягивая мне коробку с автомобильчиком, – успеем, у меня здесь машина за углом стоит, арендованная.
Через несколько минут мы вывалились из «Галереи» в душную восточную ночь и, стараясь не растерять спьяну наши пожитки, двинулись в сторону автостоянки. Усевшись на заднее сиденье двести восьмидесятого «Мерседеса», я вновь затормошил приладившегося было подремать, Юрия.
– Юрко, не спи, ну что же было дальше?
– Дальше? – сонно пробормотал он, – а дальше все было просто замечательно. Два дня я спал в гостинице как сурок, после чего мы с Элизой отбуксировали яхту в ремонтный док, где я и отодрал прикрученный к килю бак со всей своей добычей. Должен сказать, что даже та малость, которую мне удалось вытащить из подземелья, весьма и весьма улучшила мое благосостояние. Хотя я и понимаю, что поступил некрасиво по отношению к моим соотечественникам. Но ты сам посуди: был ли у меня иной выход? – Он пожал плечами. – Не знаю! Да! Состоялся у нас в тот же день вечером и обстоятельный разговор с Лизонькой. Причем пока я, по своему обыкновению, прикидывал и так и эдак, как бы сказать ей, как я ей благодарен, как очарован и как просто потрясен ее умом и невероятным душевным теплом, она со свойственной ей решительностью начала этот разговор сама.
