Но Фьора обратила внимание только на первые слова мадам де Шулембург, которые полностью подтверждали то, о чем она постоянно думала: Филипп любил Марию Бургундскую и осмелился ей об этом сказать. К тому же она не особенно отрицала это, когда Фьора в их беседе упомянула о тех же чувствах.
Внезапно она поняла, что в разговоре наступила тягостная пауза, и постаралась скрыть подступившие слезы.
— Как все это странно! — произнесла она с нарочитым безразличием. — Я виделась с Максимилианом, и он был… весьма любезен! Он даже пригласил меня на ближайший бал!
Пожилая дама рассмеялась:
— Не удивляйтесь этому! Это так на него похоже! Он никогда не умел мыслить последовательно. Кроме того, хотя он и кажется влюбленным в свою маленькую герцогиню, он все же не совсем равнодушен к женским чарам! Ему даже пришлась по душе идея танцевать с женой своего предполагаемого врага! Добавьте к этому, что он обожает веселье и любит устраивать праздники!
— Допустим, но почему мадам Мария ничего не сказала мне?
— Она, видимо, испугалась, что вы потребуете других объяснений, а ей это ни к чему. К тому же это могло бы вызвать недовольство ее супруга, которого она искренне любит… Ее единственное желание — это видеть, как он счастлив рядом с нею и маленьким Филиппом. А все, что может помешать этому спокойному счастью… Не забудьте, что она никогда не знала настоящей семейной жизни. Не так просто быть самой богатой в Европе наследницей!
— Наследство уже растаяло, — сухо сказала Фьора, — и ее это совсем не заботит. Но я спрашиваю себя: по какой причине она меня приняла?
— А как же любопытство? Как удержаться от желания встретить таинственную мадам де Селонже, эту флорентийку, о которой рассказывают чудеса и которую Карл Смелый возил за собой в каждый поход, как какую-то пленную королеву? Я совершенно уверена, что у вас от таких разговоров звенит в ушах!
— Да нет… И меня это не волнует.
— А что же тогда волнует? — с любопытством посмотрела на нее мадам де Шулембург.
— Судьба Филиппа. То, что с ним стало. Я ищу его уже несколько месяцев, а он постоянно ускользает от меня! Вот вы с ним разговаривали: можете вы мне сказать, куда он мог отправиться?
Мадам де Шулембург посмотрела на Фьору с глубоким сожалением. Симпатия к этой прекрасной молодой женщине росла в ней с каждой минутой все больше.
— Если бы мне было это известно, я бы вам давно все сказала. Но коль скоро вы хотите продолжать ваши поиски, то вам следует направиться в Бургундию.
— Вы думаете, что он мог туда вернуться? — удивилась Фьора. — Это было бы безумием, потому что он только чудом избежал эшафота, а, насколько мне известно, сейчас там все принадлежит королю Людовику. Говорят, что Франш-Конте, этот последний бастион, тоже пал?
— Без сомнения, но Бургундия, в которой стоят французские солдаты, это для графа де Селонже как плевок в лицо, как рана, которая постоянно ноет!
Хотя обе женщины шли довольно медленно, они все же скоро оказались у крытого входа в галереи, где к этому времени практически никого не было.
— Могу ли я попросить у вас совета? Что бы вы сделали на моем месте?
— Если вы хотите и вправду его найти или хотя бы его следы, то поезжайте в Селонже! В отчаянии всякий человек стремится к своим корням, к родному дому…
— Я, конечно, об этом думала, — кивнула головой Фьора, — но мессир де Латремойль поставлен наблюдать за замком!
— Городом правит теперь не он, а мессир д'Амбуаз, который настроен гораздо более миролюбиво! А где вы сами живете?
— В Турени. Если он приедет туда, мне дадут знать. С Нового года прошло уже достаточно времени!
— Тогда отправляйтесь в Бургундию и начните с Селонже! — посоветовала мадам де Шулембург. — Будьте готовы к тому, что ваш супруг пока вынужден скрываться. И вы сами подвергнетесь многочисленным и, может быть, тяжелым испытаниям! Короче, лучше всего возвратиться домой и там ждать!
— Чего? Его возвращения? Он никогда не вернется!
— Если так, то перестаньте упрямиться! Вот были бы у вас дети!
— У нас есть сын! — ответила Фьора и с горечью добавила:
— Один только бог знает, сколько времени мы провели вместе, но этот брак закончился рождением ребенка. Только Филиппу об этом ничего не известно.
— Тогда надо поехать и сказать ему об этом! Ищите и найдите его, но если ваши поиски останутся напрасными, то вернитесь к своему ребенку: пусть он не будет сиротой! Храни вас господь, моя дорогая! Я буду молиться за вас!
Мадам де Шулембург обняла Фьору, перекрестила ее, а затем, закутавшись в пальто, прихрамывая, продолжила свой путь по аллее сада. Фьора проводила ее взглядом, в последний раз посмотрела на великолепный дворец, построенный Карлом Смелым, который теперь представлял собой пустую декорацию, лишенную былого величия, а потом направилась к Флорану, который уже давно прогуливал лошадей.
За совместную дорогу молодой человек привык к тому, что Фьора постоянно молчит. Поэтому юноша не осмелился ничего спросить, когда увидел ее со слезами на глазах, но понял, что ей не терпится уехать из этого дворца, куда она стремилась с такой надеждой. Он торопливо помог ей сесть в седло и осторожно вложил в ее холодные пальцы поводья. Затем он проехал вперед, чтобы придержать ворота, посторонился и дал Фьоре проехать первой, после чего занял свое обычное место позади хозяйки. Когда они подъехали к постоялому двору, Флоран увидел, что по ее застывшему лицу тихо скатываются крупные слезы.
Этого он уже не мог вынести.
— Этому надо положить конец! — пробурчал он. Он помог Фьоре спешиться, позвал конюхов, приказал им заняться лошадьми и взял руку молодой женщины, которая выглядела отрешенной и словно бы ничего не замечала вокруг. Флоран проводил свою госпожу в комнату, вошел вместе с нею, усадил ее в кресло и стал перед нею на колени, сжимая в своих руках ее пальцы, которые показались ему холодными, как лед.
— Донна Фьора, я всегда думал, что вы мне доверяете…
Она с недоумением посмотрела на молодого человека, словно не понимая, что он от нее хочет.
— Это так, Флоран, — произнесла она бесцветным голосом, — но почему вы в этом сомневаетесь?
— Потому что я стал для вас чем-то вроде мебели. С тех пор как мы уехали из Божанси, вы меня не замечаете! Мы мчались как бешеные, но вы даже не соизволили объяснить мне ваши намерения!
— А вам это действительно нужно?
— Нет, если я для вас только слуга, но вы должны знать, как я вам предан, и поэтому я не хочу больше видеть, как вы мучаетесь и страдаете в одиночестве! Если бы здесь была госпожа Леонарда, разве вы молчали бы так и с нею? Ведь нет? Вы бы доверились ей! О, я, конечно, не смогу ее заменить, но скажите мне, как вам помочь, что сделать, чтобы вы не были такой несчастной, а то, что вы несчастны, написано у вас на лице!
