Дождь нещадно хлестал его по лицу, по могильной плите, по красивому каменному профилю. Сергей повернулся и пошел прочь. Неясные раскаты грома неотвратимо приближались.
У выхода он остановился, уставившись на распахнутые до сих пор ворота, и вышел через калитку.
Покинув кладбище, он ускорил шаг, потом побежал, стаскивая с себя на бегу намокшую куртку Он бежал, глядя в небо, от того места, где была похоронена его непрожитая с Леной и сыном жизнь. Дождь бил его по глазам, по голым плечам, по груди, проникая в самую душу, которая, шипя, остывала. Он бежал сперва в своем обычном размеренном ритме прямо по лужам, по грязной дороге, поднимая веера брызг. Но потом вдруг сорвался, заорал во все горло и побежал, что есть сил, доводя себя до полного изнеможения. Он бежал и орал. За спиной послышались громкие, резко приближающиеся гудки настигающего его автомобиля. Но Сергей ничего не слышал. И ничего не хотел слышать.
Машина резко вильнула, выровнялась и скрылась за сплошной завесой дождя. Сергея отбросило на обочину, словно бы его оттолкнули. Он оступился, ноги перепутались. Он упал лицом в лужу, перевернулся на спину и захохотал. Ему вдруг полегчало. Он лежал на спине на обочине дороги, раскинув руки, принимая дождь в лицо и на грудь. Неясная мысль нарождалась в его голове, становясь с каждым мгновением все отчетливее и реальней. «Я не умер. Я жив. Мы все существуем — и я, и Лена, и наш сын… Так в чем же дело?!.. Не зря же я вышел через калитку!»
Виктор сидел в своем кабинете за столом, задумчиво перелистывая бумаги. Он размышлял о своей жизни. Лицо его выглядело мрачным и злым. На душе было скверно. Сергей вернулся. Теперь придется как-то с ним объясняться. А объяснение будет нелегким.
«Еще неизвестно, что у него на уме. А что, если он серьезно намерен легализоваться и забрать Лену с ребенком себе? От него можно ожидать все, что угодно. К тому же, это его сын. И наверняка ему скажут об этом. Шевцов в курсе. Он ему непременно расскажет в расчете на его понимание. Шевцов вообще к нему… расположен. Возможно, сначала генерал затеял всю эту «смерть» в расчете на то, что с «холода» Сергей не вернется?.. На «холоде» часто «замерзали». Но Сергей вернулся.
Вот пусть Шевцов сам теперь и объясняет ему, что у нас с Леной счастливая семья. Я стал его сыну настоящим отцом. В конце концов, я люблю Лену! Я ее не отдам. Нельзя так играть ее жизнью. Она долго страдала. Потом вроде утешилась. Она пережила его смерть! Она только недавно пришла в себя, успокоилась. И что же, все начнется сначала? Кто удержит Сергея от вмешательства в нашу жизнь?
Я, конечно, его понимаю. Но меня тоже надо понять. А как это все отразится на малыше? Ему и так не дает покоя эта могила. Зачем Лена все время его туда водит? Она же согласилась никогда не открывать ему правду. Он зовет меня папой… Нет. Я их не отдам».
Виктор вздохнул и набрал номер телефона отца. Придется ему вмешаться.
Сквозь стеклянную дверь он видел операционный зал, сотрудников за компьютерами, их пляшущие по клавиатурам пальцы…
Сергей появился внезапно. Он вошел вслед за молодым операционистом и надвигался теперь на Виктора с неизбежностью каменной круглой дуры, рушащей старые, что под снос, стены домов.
Виктор весь внутренне подобрался, словно готовый к схватке зверь, и скривился в недоброй усмешке. «Помяни черта к ночи, а он тут как тут…»
Сергей навис над ним чудом не обвалившейся стеной разрушаемого дома, уперевшись руками в стол. Их глаза встретились. Они молча смотрели друг на друга.
Потом Виктор как-то обмяк и отвел глаза. Откинувшись на спинку вертящегося офисного кресла, он сцепил руки на затылке в замок и потянулся, будто бы разминая затекшие плечи. Это был явно отвлекающий маневр.
— Ну, здравствуй… друг, — скомкано поздоровался он, расцепив руки.
— Мой? — вместо приветствия бросил Сергей, заметив фотографию в рамке: Виктор, Лена, маленький Сережа у Лены на руках. Все улыбались.
— Ну… твой, — нехотя кивнул Виктор.
— Угу. А ты, значит, муж? И даже отец? — В голосе Сергея сквозил отчаянный неприкрытый сарказм.
— Так получилось… — Виктор вздохнул, помолчал с минуту, продолжив затем уже набирающим уверенность тоном: — Я не собираюсь перед тобой извиняться… Ты сам просил о ней позаботиться…
— Я не просил жениться! — грубо перебил Сергей.
— Она не могла оставаться одна… после твоей… «смерти».
— Но ты-то знал, что я жив!
— Важно то, что знала она! — отрезал Виктор, рубанув по столу ребром ладони. — А ей сказали, что ты погиб! Даже могилу соорудили… Слушай, не порть нам жизнь, а?.. Мне, ей, пацану…
Сергей не выдержал. Он схватил Виктора через стол за лацканы дорогого отутюженного пиджака, тряхнул и оттолкнул.
— Этот пацан — мой сын! — процедил он сквозь зубы.
Виктор чуть повел бровью, но на порыв Сергея не отреагировал никак. Еще с минуту они буравили друг друга глазами, затем Сергей по-военному развернулся на каблуках и покинул кабинет. Стеклянная дверь свободно качнулась за ним и, скрипнув, остановилась.
Виктор угрюмо и расстроенно смотрел в спину шагавшему между компьютерными столами Чумакову. Он никому не хотел причинять боль, а Сергею тем более. Все как-то само собой получилось. О чувстве соперничества он давно уже позабыл. Юношеские амбиции курсантов остались в воспоминаниях. Но одиночество Сергея, усугубленное им, больно задевало его самого. Конечно, они уже никогда не будут друзьями, но и чужими не станут тоже. Некогда неожиданно возникшая между ними глубокая душевная связь стала от этого еще крепче.
Выйдя от Виктора, Сергей остановился в гулком пустом коридоре. На душе у него было так же гулко и пусто. Отчаянная надежда, возникшая по дороге с кладбища, съежилась и засохла, как огрызки яблок, съеденных им и Леной в Праге. Даже если их потом бросили в землю, из них вряд ли вырастут яблони. Когда ты входишь в мир одиночества, оно входит в тебя. А выбранный им путь предполагал одиночество. Так проще при его работе — не иметь близких. Возможно, он был избран с самого начала, с рождения, оказавшись в детдоме. Он абсолютно свободен. А Виктор позаботится о его сыне и о Лене. Его никогда не пошлют «на холод», потому что «он не свободен…»
Сергей двинулся по коридору неуверенным медленным шагом, глядя перед собой в пол. Он остановился, будто не зная, куда дальше идти, потом снова пошел. С каждым шагом походка его делалась все более уверенной, почти чеканной. В дверь кабинета Шевцова он постучался четко и громко, как человек, принявший единственно правильное решение.
— Товарищ генерал! Разрешите войти?
— А, Сережа! Заходи, заходи, — Шевцов сделал приглашающий жест рукой.
— Здравствуй, Сергей, — более сдержанно поздоровался находящийся тут же Ставрогин.
— Здравствуйте, Илья Петрович, — кивнул Сергей и снова обратился к Шевцову: — Товарищ генерал, мне не нужен отпуск. Я прекрасно себя чувствую. По ночам летаю, по утрам много ем. Из любого оружия выбиваю девяносто восемь из ста.
