Вдруг Виктор увидел над ее головой бармена. Тот призывно махал ему от барной стойки, держа в руке телефонную трубку. Виктор оглянулся. Нет. Это определенно обращались к нему. Под ложечкой неприятно потянуло. Сразу стало как-то тревожно и неуютно. Виктор нерешительно встал из-за стола. Лена посмотрела па него вопросительно.
— Витя, что?
— Лен, ты извини, — скомкано пробормотал он. — Я на минутку. Ладно?
Лена удивленно оглянулась. Виктор подошел к стойке бара и принял у бармена трубку радиотелефона. «Вот черт! Они его все-таки нашли! — подумала она с тоской и со злостью. — Даже в такой день от них спасу нет! Ненавижу Ставрогина! Ненавижу Шевцова!.. Испортить такой праздник! Да как же это возможно?!»
— Слушаю, товарищ генерал, — тихо сказал Виктор в трубку, повернувшись спиной к залу.
— Отдыхаешь? — послышался приглушенный смехом и музыкой голос Шевцова.
Виктор прижал трубку плотнее к уху.
— Да нет… просто у нас…
— Жду тебя в кафе. Ты знаешь, в каком, — перебил генерал.
— Когда?! — опешил Виктор.
— Сейчас.
Виктор хотел было возмутиться, но в трубке уже звучали короткие гудки.
Он шел через зал. Лицо его было хмурым. Лена все поняла. Ей хотелось завизжать и затопать ногами. Он подошел и сказал не допускающим пререканий тоном:
— Бессмысленно было отключать телефон, дорогая.
— Но, Витя!.. Нет!..
— Да, Лена. Такая у меня работа, и я уже на работе. Я офицер. Ты жена офицера. Должна понимать.
— Слушаюсь, товарищ полковник. — Лена разочарованно отвернулась. — И что прикажешь мне делать?
— Хочешь — посиди здесь еще. Хочешь — езжай домой… или в Мытищи. Я оставлю тебе машину. Борис отвезет, куда скажешь. Он в полном твоем распоряжении.
— Ах, неужели! — Лена готова была разрыдаться. — Мне, наверное, за него надо было замуж выходить…
— Ленок. Не злись. И так тошно.
Виктор посмотрел на нее с тоской, потом нежно поцеловал в одну щеку, в другую, в губы… и ушел.
Лена осталась одна. Почему-то она благоговела перед ним, когда он был таким… недоступным и непреклонным. Его работу она уважала. И, в общем-то, Шевцова со Ставрогиным тоже. Однако ей все же хотелось как-то продолжить вечер. Она подозвала официанта и спросила, нет ли у них случайно чешской сливовицы. Как ни странно, сливовицу ей принесли.
…Ощутить вкус сливовицы было для нее все равно что повидаться с Сергеем. Она поняла это однажды, когда Виктор случайно привез из командировки одну бутылку к столу. Она лишь пригубила, и ее как озарило. Такое творилось в душе… Словами не скажешь…
Лена налила сливовицы в рюмочку и сделала глоток… немного подержала во рту… «Ну… здравствуй, Сережа… У меня очередная годовщина свадьбы… но не с тобой. Наш сын растет. Он похож на тебя… и… я тебя люблю. Возвращайся скорее… — она вдруг осеклась. — Постой… Я уже все это тебе говорила сегодня на кладбище… помнишь?..»
Рассказать про предполагаемого ребенка она побоялась. К этой новости она и сама еще была не совсем готова.
Илья Петрович Ставрогин назначил Турку встречу на мосту. Почему-то ему захотелось встретиться непременно на мосту. В этом было нечто особенное, необходимое ему для создания соответствующего настроения для непростого разговора.
Турок явился вовремя. Ставрогин сразу, еще из машины, заметил его мрачный силуэт.
Они поздоровались с официальной любезностью и двинулись вдоль немноголюдного тротуара, как два случайно встретившихся не слишком близких приятеля. Мимо шумно неслись машины. Справа возвышалось обзорное колесо парка Горького. Сквозь высокие кроны деревьев просматривалось движение качелей и каруселей. Люди гуляли и развлекались. Бегали возбужденные дети…
Лицо Турка было непроницаемым и жестким. Руки он держал глубоко в карманах светлых свободных брюк. Ставрогин пристально следил за выражением его глаз, когда тот изредка взглядывал на него, пытаясь угадать, что действительно у него на уме и не погорячился ли он, вызвав Турка на этот разговор. Возможно, он действительно был преждевременным. Но Илья Петрович чувствовал, что медлить не стоит. Конечно, это будет не единственный разговор. Этот только вступительный, первый. Он должен дать понять Турку, что в системе что-то не так. В системе произошел сбой. Или вот-вот произойдет.
— Чумаков не предатель. Не думаю, — Турок покачал головой.
— Миша, слушай сюда! Он стрелял по правительственному самолету!.. И был, кстати, не один, а «в составе группы».
— Тут трудно судить. Может, он задание выполнял.
— Конечно, выполнял. Вопрос, чье?
— А что говорит шеф?
— Ше-еф?.. — Ставрогин посмотрел испытующе. — А вот с шефом что-то странное происходит.
— Что ты имеешь в виду? — холодно спросил Турок.
— Ну… не знаю. Может, устал. Может, сломался. Может, переживает о чем-то… Не знаю пока… Мудрит он что-то. Или что-то затевает…
— Что затевает? — насторожился Турок. — Что ты крутишь, Илья! Говори яснее.
— Ладно, не время еще об этом, — Ставрогин поспешил ретироваться. — Короче. Вернемся к Чумакову. Шевцов поручил это дело мне, а я вот с тобой решил поговорить.
— О Чумакове? — равнодушно уточнил Турок. — Не о шефе?
— О Чумакове! — Ставрогин усилил интонацию, но голоса не повысил.
— И что о Чумакове?
— Ты ведь, Миша, его лучше всех знаешь, растил его, учил всему. Может, в конце концов, тебя одного он и боится. Допроси его. Поговори. Как с другом.
— Хорошо. Что спрашивать?
— Спрашивай, что хочешь. А узнай одно: на кого он работает.
Турок кивнул, прищурившись глядя вперед и вдаль.
— И, Миша… — Ставрогин сделал многозначительную паузу: — Он должен остаться жив.
Виктор сидел за столиком в небольшом кафе, в том самом, где они с Шевцовым завтракали перед его встречей с принцем. Генерал сидел напротив, неторопливо помешивая ложечкой сахар в своей чашке с кофе. Он делал это просто так, чтобы чем-то занять руки. Он испытывал некоторую неловкость перед Виктором, а сахар уже давно растворился.
Виктор был возбужден и ошеломлен. Он всегда впадал в некое душевное неистовство и буйство, когда дело касалось Сергея, но держал себя в руках. Теперь же все его переживания живо отразились на лице и в глазах. Пожалуй, на сегодня у него оказалось слишком много впечатлений.
— Он стрелял по самолету?!.. Это установлено?.. Точно?.. Давайте водки выпьем, Сергей Анатольевич. Что-то мне как-то не очень.
— Он стрелял в другую сторону, Витя. Но сейчас это не важно. А водки давай выпьем.
— Да-а… попал.
