– Но ведь пластинку можно разбить? – возразил я. – Ее могли услышать другие?
– Записку тоже можно потерять или сжечь, а словам какого-то Леви просто не поверить, – сказал Пронин. – В мире нет ничего вечного. Посторонние тысячу раз могли слышать эти слова и посчитать их причудой актера или обрывком другой записи. А разбить? Это было даже предусмотрено. Леви обязан был разбить пластинку в случае провала. Он не рискнул прямо написать об этом в записке, но, будучи проданной, пластинка завертелась бы в чужих руках, и неосведомленные люди так никогда бы ни в чем и не разобрались…
Пронин помолчал.
– Нет, это было очень изящно придумано, – сказал он. – Даже чересчур изящно. У начальника этих господ неплохой вкус и тонкая выдумка. Но – где тонко, там и рвется. Это самый страшный порок: быть слишком уверенным в своем превосходстве над другими.
Солнце лилось в окно. Пестрели корешки книг на полках, ослепительно белело постельное белье, на желтом навощенном паркете играли солнечные зайчики.
Виктор перегнулся через подоконник и заглянул вниз.
– Вставайте скорей, Иван Николаевич, – сказал он, лениво потягиваясь. – Поедем в Нескучный сад, возьмем байдарку…
– А если обо всем этом написать, – спросил я, – не скажут, что это не нужно?
– Почему? – удивился Пронин.
– Ну, скажут, что я раскрываю методы расследования, – придумал я возражение. – Привлекаю, так сказать, внимание…
– Ну и нерешительны же вы, братья-писатели… – Пронин поднял меня на смех. – Кто это может сказать? Во всех государствах существуют разведывательные учреждения, и наше правительство не раз предупреждало о том, что разведки засылают и будут засылать к нам своих агентов. Так почему же вредно об этом напомнить? А методы? Как нет ни одного преступления, абсолютно похожего на другое, так нет и одинаковых методов для раскрытия этих преступлений.
Он переглянулся с Виктором, и оба они снисходительно друг другу улыбнулись.
Солнечный зайчик метнулся с пола на потолок, перескочил на стену и задрожал на пунцовом ковре.
– А вы расскажете мне историю этого ковра? – спросил я, припоминая какие-то давние и смутные намеки Пронина.
– Ну, брат, это уже называется жадностью, – сказал он, потягиваясь, и снова пригубил рюмку с коньяком. – Когда-нибудь в другой раз, зимним вечером, когда опять придется вот так лежать…
Рюмка слегка дрожала в его руке.
Коньяк светился на солнце, золотистая тень падала на лицо Пронина.
Виктор сидел на подоконнике и напевал знакомую грустную песенку.
Мне не хотелось отсюда уходить.
Виктор лукаво посмотрел на меня, наклонился вперед и наставительно спел мне такие простые и безобидные слова:
Так не спите ночью и помните, что среди ночной тишины
Плавает в нашей комнате свет голубой луны.
Золотые дни майора Пронина
1
Предвоенные годы – это, несомненно, лучшие времена майора Пронина. Во-первых, он был майором. Во-вторых, еще не был генералом. Великая война еще не разметала старых друзей и врагов, а раздоры Гражданской уже сменились прочным социалистическим строительством. Если бы не печальные обстоятельства, «Голубой ангел» стал бы по-настоящему культовой книгой – не менее известной, чем ее герой.
Овалов работал над книгой в самое счастливое время его писательской биографии. На волне успеха рассказов о майоре Пронине он задумал повесть, которая бы вобрала оваловские представления о приключенческом жанре. И сюжетные параллели с рассказами Конан Дойла, и имя домработницы Пронина – Агаша – все указывает на контекст испытанной мировой приключенческой литературы. В начале повести автор дает свою оценку детективному жанру: «Сыщик в гороховом пальто стал анекдотической фигурой». И впрямь, они пришли на смену солдатам и мушкетерам, сказочным царевичам и богатырям; майор Пронин был не последним в их рядах.
В двадцатом веке роль национального героя в английской, французской, американской культуре получили слуги правосудия, те самые рыцари в гороховых пальто, предприимчивые защитники обиженных, вооруженные достижениями современной техники. Так, англичане относятся к Холмсу как к олицетворению викторианской доблести, которая является примером и для современной Британии. Да и для любого туриста, посещающего Лондон, одним из главных «львов королевы» является сыщик с Бейкер-стрит. Характерный американский герой, основополагающий для всей массовой культуры, – это тоже человек действия, супермен, как правило, являющийся шерифом, следователем, агентом секретных служб и т.п. Такова массовая культура с ее своеобразной и влиятельной мифологией.
Мы знаем Пронина по следующим произведениям Овалова: «Рассказы майора Пронина» («Синие мечи», «Зимние каникулы», «Сказка о трусливом черте»), «Рассказы о майоре Пронине» («Куры Дуси Царевой», «Agave mexicana», «Стакан воды»), повесть «Голубой ангел». Также Пронин действует в романах «Медная пуговица» и «Секретное оружие» и подразумевается в повести «Букет алых роз». «Что ж, немного. Но в умелых руках…» – так говаривал Пронин, извлекая из карманов матерого шпиона Роджерса всего лишь два пистолета. Конечно, оваловский канон был дополнен народными анекдотами и целым рядом литературных игр, но таким изобретательным, как в «Голубом ангеле», Пронин уже никогда не будет. И для Льва Овалова предвоенная повесть стала сияющей вершиной приключенческого жанра. Как известно, писатель снисходительно относился к своим детективам, не считал их «отчетными» в собственной литературной биографии. Но к «Голубому ангелу» писатель подошел с должным уважением, подарив повести не только хитроумную интригу, но и лирическую выразительность. Чего стоит оваловское стихотворение «Голубой ангел», которое Виктор Железнов выдает за свой перевод известной шансонетки. Мистика, печаль, блоковская символика:
Мы ничего не знаем, не видим божьих сетей,
Не знаем, что это ангел уносит лучших людей,
И вечером, одинокие, беспечно ложимся спать,
И в пропасти сна глубокие падаем опять..
Так не спите ночью и помните, что среди ночной тишины
Плавает в нашей комнате свет голубой луны.
Воистину, прав был майор Пронин – разведчик в этом мире обязан уметь многое: «Разве ты не знаешь моей теории о том, что чекист должен быть и жнец, и швец, и на дуде игрец?» Эту песенку мы слышим в самом начале повествования – она задает настроение, дает нам почувствовать атмосферу тайны, столь важную для шпионской саги.
2
Когда в последние мирные месяцы 1941 года советские люди зачитывались журналом «Огонек», упиваясь расследованием «Голубого ангела», майор Пронин уже был знаковой фигурой. Проницательным и въедливым людям уже бросали: «Ну, ты – майор Пронин». На этом пьедестале майор ГПУ заменил старорежимного «гения русского сыска». Знатным предшественником майора Пронина был его превосходительство Иван Николаевич Путилин – имперский тезка советского героя. Персонаж рассказов Романа Доброго слыл апологетом позитивистской морали, в то же время соблюдающим православную традицию. Он обожал надевать на своих супостатов (среди них преобладали злокозненные поляки) «железные браслетки». Путилин был реальным начальником Санкт-Петербургской сыскной полиции, оставившим свои сенсационные записки. Но больший успех имели постлубочные рассказы о Путилине, написанные М.В.Шевляковым, и в особенности – Романом Добрым (Р.Л.Антроповым). Там было достаточно страстей и погонь, разрушенных карьер и кровавых сцен. Путилин всегда оказывался победителем, поражая изобретательным умом (вместо «детективного метода» Холмса у него была «кривая», которую гений русского сыска «выстраивал») и артистизмом маскарадного умельца. Этот запомнившийся русскому читателю герой предшествовал Пронину в качестве любимого народом сыщика. Отметим и характерную разницу: Путилин – настоящий сыскарь, оберегающий права собственности русских обывателей, а Пронин – чекист, контрразведчик, работающий на государство.
