Я не понял ее:
– С чем справиться?
Янковская рассмеялась:
– С немцами!
Я вопросительно на нее посмотрел.
– Нет, серьезно, куда это вы запропали?.. – Она рассмеялась. – Я уж не знаю, как вас и называть: Андрей, Август или Дэвис… Пожалуй, лучше всего Август… Где вы пропадали, Август?
Она плохо скрывала свое любопытство; было очевидно, что она ждет от меня подробного рассказа о поездке.
– Где был, там уже нет, – ответил я, как бы поддразнивая ее, а на самом деле обдумывая, что ей сказать. – Ездил с господином Эдингером к морю, он хотел решить с моей помощью одну задачу…
– Ах, не лгите! – воскликнула Янковская с раздражением. – Я звонила к Эдингеру, он никуда не уезжал из Риги!
Оказывается, она проверяла меня на каждом шагу и не находила нужным это скрывать!
Было очень важно узнать, о чем она спрашивала Эдингера и что он ей ответил.
– Да, он не мог мне сопутствовать, – сказал я. – Он остался в Риге.
– А где вы были? – быстро спросила Янковская.
– У советских партизан, – ответил я с усмешкой. – Ведь вам известно обо мне все!
– Мне не до шуток, Август, – перебила Янковская. – Если бы Эдингер не знал, где вы находитесь, он немедленно принялся бы вас искать.
– А вы спрашивали его обо мне? – спросил я а свою очередь.
– Конечно, – вызывающе ответила Янковская. – Вдруг вы на самом деле вздумали бы перебежать к партизанам?
Эта дамочка не раз говорила, что желает мне всяческого благополучия, но, как и следовало ожидать, не пощадила бы меня, вздумай я нарушить ее игру.
– Что же вы сказали обергруппенфюреру?
– А что он сказал вам? – ответила мне вопросом на вопрос Янковская.
– Вот я и хочу знать, скажете вы мне правду или нет, – сказал я с вызовом. – Я жду.
– Вы, кажется, всерьез входите в роль Блейка, – одобрительно заметила Янковская. – Я ничего не выдумывала и лишь повторила то, что сказали вы сами. Сказала, что вас нет, что вы мне срочно нужны и что Эдингер, по вашим словам, осведомлен о месте вашего пребывания.
Это был донос. Хорошо, что я попросил у Эдингера разрешения сослаться на него, иначе она могла основательно меня подвести. Она согласна была, чтобы я полностью перевоплотился в Блейка, но помешала бы мне снова стать Макаровым… Да, это был самый настоящий донос, и в данном случае вещи следовало называть своим именем.
– Но ведь это донос! – воскликнул я. – Что же ответил вам Эдингер?
Узнать ответ Эдингера было сейчас важнее всего!
– Он засмеялся и сказал, что это не столько его тайна, сколько ваша, – ответила Янковская. – Во всяком случае, дал мне понять, что здесь не замешана женщина.
Я с облегчением вздохнул. Немцы покупали меня! Блейк был тонкая штучка… Они отлично понимали, что Блейка не так просто провести, он не мог не видеть, ведется за ним наружное наблюдение или нет, и они сняли с него наблюдение. К такому заключению пришел во время нашей поездки не только я, но и Железнов, а он был опытней меня. Возможно, Эдингер даже решил, что Янковская звонит по моему поручению, и захотел оказаться в моих глазах человеком слова. Он отдавал себе отчет, что у Блейка нет иного выхода, как пойти на службу к немцам, но понимал, что Блейк не заурядный шпион и отношения с ним надо строить, так сказать, на базе «честного слова»… Все, все в этом мире, в котором я так внезапно очутился, все использовалось в игре… И я с облегчением подумал, что в этот раз Эдингер меня не подвел!
– Но ведь это донос! – повторил я. – Вы вели себя нелояльно, Софья Викентьевна. Представьте себе, что я сказал вам неправду. Вы погубили бы меня. Эдингер сразу бросился бы по моим следам…
– И на этот раз вас некому было бы спасти, потому что обратного пути у вас нет, – цинично согласилась Янковская. – Я не советую вам пренебрегать мною, вы еще слишком неопытны, а немцев обмануть нелегко. Это меня и тревожило, поэтому я и спросила, как вы справились… – Она подошла ко мне и провела рукой по моим волосам. – Будьте умницей, нам невыгодно ссориться, – примирительно сказала она. – Чего хотел от вас Эдингер?
Черт знает, какие у нее были связи и возможности! С ней не стоило ссориться, и я бы не поручился, что она не могла узнать о моем разговоре с Эдингером от кого-нибудь из его окружения, поэтому я не собирался сильно отклоняться от истины.
– Он просил показать рацию, при помощи которой Блейк сносился с Лондоном, – признался я с таким видом, точно Янковская вырвала это признание против моей воли.
– Рацию?! – воскликнула Янковская. – Но ведь это же блеф!
– То есть как «блеф»? – спросил я. – Разве у Блейка не было рации?
Янковская пожала плечами:
– Я лично никогда не слыхала ни о какой рации. Конечно, могла быть, и каким-нибудь путем немцы могли о ней пронюхать. Но вы-то… это рискованный путь – блефовать с немцами! Вы о рации не знаете ничего, а играть с ними комедию долго не удастся, вы рискуете головой.
Я насмешливо посмотрел на Янковскую:
– Ну а если я обнаружил рацию?
– Вы?! – На этот раз она удивилась вполне искренне. – Каким образом?
– Я нашел в этом кабинете кое-какие координаты, которые помогли мне…
Я сказал это так, точно это было самое повседневное дело – находить тайные передатчики, посредством которых резиденты английской секретной службы осуществляют свою связь.
Янковская широко раскрыла глаза:
– Вы это серьезно?
– Вполне.
– И вы нашли указание на местонахождение рации в этом кабинете?
– Вот именно.
– Но каким образом?
– Это мой секрет.
– И знаете позывные и код?
– Приблизительно.
– И преподнесли этот подарок Эдингеру?
– Почти.
– Ну, знаете ли… – В ее глазах блеснуло даже восхищение. – Вы далеко пойдете!
На несколько мгновений она утратила обычную выдержку и превратилась просто в женщину, восхищающуюся сильным мужчиной.
– Я рада, что не ошиблась в вас. – Она опустилась в кресло и закурила папиросу. – Кажется, вы способны завоевать мое сердце!
Но я остерегался этой женщины. Кто знает, какие причины на самом деле побудили ее погубить Блейка!
– Мне трудно в это поверить, – меланхолично произнес я, отходя к окну. – Вряд ли вы способны полюбить кого-нибудь, кроме себя.
Янковская не ответила, она только нервно потушила папиросу, долго сидела молча, потом поднялась и тихо, не прощаясь, ушла.
Наступила пятница.
А мне было сказано: вторник или пятница, от пяти до семи, книжная лавка на площади против Домской церкви…
