– Но я не собираюсь в Лондон, – сказал я. – Мне полезнее находиться здесь.
– Не хотите рисковать? – иронически спросил Эдингер. – Спокойнее оставаться с победителями?
– Думаю, что здесь я буду полезнее, – уклончиво ответил я. – На мое место пришлют кого-нибудь другого, и еще неизвестно, захочет ли он сотрудничать с вами.
– Хорошо, – великодушно сказал Эдингер. – Мы вернемся к этой проблеме, когда получим доказательства вашей лояльности.
– Каких доказательств вы хотите? – настороженно спросил я. – Я уже обещал свое сотрудничество…
– Вот мы и хотим доказательств этого сотрудничества! – воскликнул Эдингер. – Связи и агентура, агентура и связи – вот что нужно от вас! Только это можем мы принять от вас в уплату за вашу жизнь и наше доверие.
И здесь я совершил ошибку, посчитав Эдингера глупее, чем был он на самом деле: я пообещал познакомить гестапо со всеми своими агентами, имея в виду своих девиц, тем более что немцы имели о них, как я безошибочно предполагал, очень хорошее представление.
– Когда? – строго спросил Эдингер. – Когда мы получим вашу сеть?
Я мог составить список своих девиц за полчаса, но решил придать этой работе солидный характер.
– Я дам список своих агентов… через три… нет, скажем, через четыре дня.
– Хорошо, я буду ждать, – серьезно сказал Эдингер. – С этого дня двери моего дома открыты для вас. Сегодня двенадцатое… Тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого… шестнадцатого я жду вас у себя.
Эдингер нажал кнопку звонка.
– Мюллера с документами, – приказал он появившемуся и тут же исчезнувшему адъютанту.
Затем Эдингер загадочно посмотрел на меня.
– Я хочу показать вам, что значит работать в германской разведке, – внушительно сказал он. – Нет людей великодушнее немцев!
Мюллер не замедлил появиться.
Это был весьма солидный господин, с белесыми волосами, напомаженными бриллиантином, в роговых золотистых очках и в черном мундире, плотно облегавшем его упитанную фигуру и еле сходившемся на выпиравшем животе.
– Господин Мюллер, наш главный кассир, – представил его Эдингер.
Господина Мюллера сопровождал еще какой-то чиновник, но его господин Эдингер не нашел нужным представлять.
– Вы принесли? – осведомился Эдингер, ласково взглянув на Мюллера.
– О да, господин обергруппенфюрер, – почтительно ответил Мюллер. – Все, как было указано.
– Мы хотим выплатить вам некоторую сумму, – сказал Эдингер, посматривая то на меня, то на Мюллера. – Мы умеем ценить людей, господин Блейк!
Я сделал какое-то движение, которое Эдингер истолковал в двойном смысле.
– Не смущайтесь, господин Блейк, мы верим, что вы оправдаете вложенные в вас средства, – убежденно произнес он. – И не смущайтесь, что я так открыто называю вас перед господином Мюллером. Тот, кто платит деньги, должен знать, кому он их платит.
Господин Мюллер раскрыл принесенную с собой папку и подал мне деньги – тут были и рейхсмарки, и фунты стерлингов.
– Мы даем вам и марки, и фунты, – пояснил Эдингер. – Марки на текущие расходы, фунты в копилку.
Мюллер подобострастно рассмеялся.
По-видимому, отказываться от этих денег не следовало.
Я взял бумажки и со светской небрежностью, свойственной, как мне думалось, английскому аристократу, не считая, сунул их в карман.
– Нет-нет, так не годится, – строго поправил меня Эдингер. – Прошу вас пересчитать деньги, обязательно пересчитать, и, увы, написать расписку: денежные расчеты требуют самого неуклонного педантизма.
Чиновник, пришедший с Мюллером, засуетился, пододвинул ко мне лампу, указал на стол.
Мне пришлось подчиниться, я достал деньги, пересчитал, написал расписку, передал Мюллеру.
– Все готово? – спросил Эдингер, но почему-то не Мюллера, а его спутника.
– О да! – сказал тот, и Эдингер кивком отпустил обоих своих чиновников.
Затем он встал…
Я полагал, что со мною все закончено, но оказалось, что Эдингер не мог отказать себе в удовольствии еще раз выступить передо мной в своем репертуаре.
На прощание он произнес целую речь: «Раса господ, германский дух, карающий меч…»
Это надо было послушать!
«Новая империи должна следовать путями, проторенными рыцарями Тевтонского ордена. Германский плуг вонзится в русскую землю при помощи германского меча. Даже самый плохой германский рабочий в биологическом отношении и с расовой точки зрения в тысячу раз лучше русских, поляков, латышей и прочего сброда. Все они будут использованы для победы германского оружия. Местное население должно работать, работать и работать. Не обязательно его кормить. Оно вообще годно только на удобрение. В борьбе с большевизмом неуместны рыцарство и военная честь. Более сильная раса вытеснит более слабые и сломает нелепые барьеры гуманности. Карающим мечом уничтожим мы силы, пытающиеся воспрепятствовать нашему движению, будь то сегодня, через десять лет или через столетие…»
Это был набор фраз из Гитлера, Гиммлера и Розенберга.
Эдингер декламировал передо мной так, точно находился на многолюдном митинге…
На следующий день появился, как и было условлено, Железнов.
На этот раз он пришел с черного хода.
– Вас спрашивает человек, с которым вы на днях куда-то ездили, – сообщила Марта.
Железнов явился с документами на имя Виктора Петровича Чарушина. Это были отличные документы, возможно, даже подлинные, все опознавательные данные Чарушина соответствовали внешним приметам Железнова.
Я позвал Марту и сообщил, что нанял шофера: меня интересовало, как она к этому отнесется.
– Ночевать он будет у нас, – распорядился я. – Стелить постель будете ему в коридоре.
Коридор мы с Железновым избрали для ночевки потому, что тогда в его распоряжении находились бы оба выхода из квартиры.
Марта не отличалась общительностью, но к появлению нового жильца отнеслась довольно благосклонно.
– Слушаюсь, господин Берзинь, – сказала она. – Для господина Чарушина мы вынесем из гостиной маленький диванчик, если вы разрешите.
– Он вас не стеснит? – полюбопытствовал я.
– Напротив, господин Берзинь, – сказала она. – Мне приятно ухаживать за таким симпатичным человеком…
Она ушла, а я вопросительно посмотрел на Железнова.
– Как это вам удалось завоевать ее сердце?
– Она кое о чем догадывается, – признался Железнов. – Марта самая обыкновенная женщина, но она сильно пострадала от фашистов. Многие ее родственники отправлены в Германию, а один из братьев повешен. Марту хорошо знают товарищи ее брата, и это они посоветовали справиться у нее о вашем поведении. Она отзывается о вас неплохо, говорит, что вы порядочный человек. Ей понравилось, что вы не стали амурничать ни с Янковской, ни с кем-либо из прочих ваших посетительниц. А когда мы условились о поездке за город, она должна была предупредить меня на случай возможной засады.
