— Машина? Да, машина Германа. Это милиция и сама скоро
выяснит. Ну и что? Украли ее накануне со стоянки. А Герман всю ночь дома был,
сестра его подтвердит. И я тоже.
— Так-так-так, — протянул Геннадий
Сергеевич. — Я не сомневаюсь, что вы в милиции будете держаться твердо.
Хотя в том, что ко мне там не прислушаются, вы ошибаетесь — вы же не знаете,
кем я работал до пенсии. А может, я бывший работник органов?
— Так и знала, что все они там сволочи, — фыркнула
я.
— Вы, как я уже говорил, неглупы и хладнокровны, —
продолжал старик, не отреагировав на мои слова, — но как насчет вашего
приятеля Германа Стебелькова? Не кажется ли вам, что, как только его вызовут в
милицию и зададут там самый невинный вопрос, он со страху выложит все, что
знает, и даже припомнит все, что давно забыл?
Удар был силен, я сразу не нашлась, что ответить, потому что
старый пройдоха был прав: ненаглядный запоет в милиции, как жаворонок ранним
утром.
— Что вы хотите? — спросила я.
— О, совсем немного! Мне же известны ваши финансовые
обстоятельства. Да и Герману нужно помогать больной матери.
Слава Богу, он ничего не знает о моем неожиданном богатстве!
— Я хочу немного — три тысячи.
— Долларов? — спросила я, сделав испуганное лицо.
— Нет, рублей…
— Что? — я вытаращила глаза. — Из-за такой
мелочи…
— Каждый месяц, — объяснил Геннадий Сергеевич,
застенчиво улыбаясь. — Такая, знаете ли, солидная прибавка к пенсии. А вы
уж как-нибудь расстарайтесь для старика. Согласитесь, что я не так много прошу.
— По-моему, вы не просите, а нагло требуете, —
поправила я. — Кстати, вы же старик. Нужно бы о душе подумать в таком-то
возрасте, а вы…
— Э, милая девушка! Вы себе не представляете, как
скучна нищая старость! Абсолютно нечем заняться, все одно и то же. Что там
адские пытки по сравнению со скукой!
Тут я была полностью с ним согласна. Однако платить старому
жулику не хотелось, потому что ясно как Божий день: как только он почувствует
некоторую слабину с моей стороны, он тотчас же удвоит, потом утроит сумму,
потом войдет во вкус и не остановится, пока не отберет все деньги. Я не могу
этого сделать — у меня самой пожилые родители. Но не убивать же его в самом
деле? Вряд ли я сумею… И дело тут вовсе не в моральных соображениях. Старик
начал первым, он вступил на скользкую дорожку шантажа, так что не может быть в
претензии, если его укокошат. Шантажисты всегда рано или поздно плохо
заканчивают свой жизненный путь — об этом пишут во всех детективных романах.
Черт дернул меня связаться с ненаглядным, из-за него все получилось! Тут я
немного покривила душой, потому что случилось-то все из-за меня, это меня
кто-то хотел убить, но уж очень я была в тот момент зла.
Пока я так раздумывала, со скамейкой поравнялся крепенький
невысокий мужичок с полной сеткой пустых бутылок в руке. Мужичок был на взводе,
но не очень сильно. Он шел, профессионально поглядывая по сторонам в поисках
тары.
— Эй! — предостерегающе крикнула я, но растяпа уже
споткнулся о мою ногу и полетел вперед, прямо на старика, однако удержался и
даже бутылки не разбил.
— Смотреть надо под ноги! — сердито буркнула я,
глядя на свой испачканный ботинок, — мужик здорово отдавил мне ногу.
Я еще раз оглядела ботинок — вроде только запачкал, но не
поцарапал кожу, так что не страшно, — и обратилась к своему соседу:
— Не знаю, сможем ли мы договориться. Как-то все это
неожиданно.
Он не отозвался.
— И вообще, у меня нет таких денег, — продолжала
я. — Вы хоть примерно представляете себе, сколько получает продавец в
магазине? Моя зарплата меньше, чем вы требуете. И еще неизвестно, как
отреагирует на это нен… Герман. Очень может быть, что он запаникует и побежит в
милицию…
Снова мне никто не ответил. Я оторвалась от созерцания
собственного ботинка и посмотрела на шантажиста. Он сидел, запрокинув голову, и
молчал. Меня вдруг поразила неестественная неподвижность его позы. Как странно
все?..
— Геннадий Сергеевич! — позвала я сдавленным
голосом. — Вам плохо?
Ему не было плохо, ему было никак. Мой сосед по скамейке был
мертв.
Я все поняла, когда заметила небольшую ранку у него на шее.
Совсем небольшая ранка, крови совсем мало…
Я в панике оглянулась, ища того мужичка с бутылками, но он
исчез. Вроде бы только что шел себе по дорожке — и вдруг пропал, будто
растворился в воздухе.
Вокруг по-прежнему смеялись и галдели, ели мороженое и
слушали музыку, а я сидела на скамейке возле только что убитого человека и
умирала от страха.
Кто его убил? Сомнений нет: тот самый мужичок с бутылками,
который проходил мимо. То есть, это, конечно, профессионал, если я, сидящая
рядом, не заметила, как это случилось. Но зачем было убивать старого
шантажиста? То есть мне-то понятно, зачем, мне-то как раз это на руку, но кому
еще нужна было его смерть, кроме нас с ненаглядным? Мистика какая-то! Как
только я в сердцах подумала, что хочу убить мерзкого шантажиста, сразу же
появляется человек, который делает это за меня, да к тому же так
профессионально!
Господи, да что же вокруг меня происходит?
Я подавила первый порыв вскочить и бежать отсюда как можно
дальше. Нужно сделать вид, что я — это не я, и уходить организованно, не
торопясь, пока кто-нибудь из прохожих не заметил, что с моим соседом неладно.
Прелестно!
У входа в скверик показались два милиционера. Они заглянули
сюда просто так, для порядка. Если я сейчас не уйду, потом будет поздно. Пока
никому не бросилась в глаза подозрительно неподвижная поза моего соседа, нужно
делать ноги. Я встала и, сделав скучающее выражение лица, медленно двинулась
прочь от проклятой скамейки. Милиционеры прошли мимо, один покосился, наверное,
понравился мой яркий макияж.
На Невском здравый смысл покинул меня, и я бросилась бежать
со всех ног. Зачем-то свернула на Садовую, хотя мне нужно было спуститься в
метро и ехать домой, проскочила галереей Гостиного двора, влетела в Апраксин,
пробежала его быстро, глядя невидящими глазами на выставленные товары. Помню
только, что один раз остановилась, заглядевшись на вечернее платье. Глаза у
меня не зеленые, как у всех рыжих, а светло-серые. Платье тоже было
серебристо-серое. Я даже спросила цену, хотя мне совершенно не нужно длинное
вечернее платье — носить его некуда, а уж в нынешнем моем положении только
платья не хватало! «Черного киллера» соблазнять в нем, что ли!
Не снижая темпа, я вылетела из Апрашки, сбив с ног какую-то
тетку с полосатыми челночными сумками, и с разбегу врезалась в толпу на Сенной
площади. Там было форменное столпотворение. Народ шел с работы, толпился у
продуктовых ларьков и мощным революционным потоком вливался в метро. И тут я не
послушалась голоса разума и не повернула к метро, а побежала дальше. До сих пор
удивляюсь, как у меня тогда не украли кошелек. В Апрашке и на Сенной воруют —
еще как! — а я была в таком состоянии, что обчистить меня мог пятилетний
ребенок.
