— Ну а что думаете вы? — спросил генерал. — Говорите.
— Я думаю, что его забросили к нам, — сказал Евдокимов. — А вы, товарищ генерал?
— А я не знаю, — сказал генерал. — Может, забросили, а может, нет. Фактов еще недостаточно.
— Можем ли мы быть уверены, что во всех этих случаях действует одна и та же разведка? — спросил Евдокимов.
— Можем, — ответил генерал. — В этом можем.
— Значит, надо искать Жадова? — спросил Евдокимов.
— Надо, — сказал генерал.
— Но ведь точных данных, что он заброшен, у нас нет, — сказал Евдокимов.
— Все равно надо.
— Слушаюсь, — сказал Евдокимов.
— С чего думаете начать? — спросил генерал.
— С танцев, — ответил Евдокимов.
— Вы имеете в виду Эджвуда? — спросил генерал.
— Так точно. Попробую начать с него.
— А что, опять выкидывает какие-нибудь штучки? — спросил генерал.
— Так точно, — сказал Евдокимов. — Все то же.
— Розы? — спросил генерал.
— Так точно, — подтвердил Евдокимов.
— Ну действуйте, — сказал генерал. — И помните: за жизнь Анохина отвечаете вы, его смерть нужна им и очень может навредить нам.
— Разрешите идти? — спросил Евдокимов.
— Да, идите, — сказал генерал и протянул лейтенанту руку.
Это было знаком большого расположения. Он задержал руку Евдокимова в своей и поощрительно похлопал слегка по ней другою рукой.
— Ну действуйте, — повторил он еще раз, отпуская Евдокимова. — Ни пуха вам, ни пера!
Не было ничего удивительного в том, что генерал сразу угадал намерение Евдокимова заняться Эджвудом.
Эджвудом и кем-то еще…
Что касается Эджвуда, если он кому и мог понадобиться, его искать не приходилось: этот жил у всех на виду.
Эджвуд появился в Москве года два назад в качестве сотрудника одного из иностранных учреждений. Он занял большую квартиру, хотя семьи у него не было. По-видимому, он был состоятельным человеком, потому что вместе с ним в квартире поселились три его лакея — три лакея, своей выправкой похожие на солдат.
Роберт Джон Эджвуд, или Роберт Д.Эджвуд, как значилось на медной дощечке на дверях его квартиры, или просто капитан Эджвуд, как называл он себя, когда представлялся новым знакомым…
Капитан… Один черт знал, к какому роду войск принадлежал этот капитан Эджвуд!
То, что он не имел никакого отношения к морскому флоту, не вызывало сомнений. Но не имел он отношения и к кавалерии, и к артиллерии, и к пехоте. Не имел ничего общего и с авиацией. Не был ни танкистом, ни связистом, ни сапером. Капитан-то он был капитан, но род войск, к которому принадлежал этот капитан, был весьма и весьма неясен. Во всяком случае, в Москве он обнаружил свои способности только в области фотографии.
Из-за этой склонности он уже имел неприятности…
Роберт Д.Эджвуд охотно заводил знакомства с советскими людьми вообще и с молодыми девушками в частности. Но из всех девушек особую склонность он питал к Галине Вороненко. По этой причине и познакомился с ней Евдокимов, хотя, по мнению Евдокимова, второй такой дуры найти в Москве было нельзя.
Отец Галины, крупный инженер и коммунист, был членом коллегии одного из промышленных министерств, мать работала врачом и даже имела звание кандидата наук. Галина была их единственной дочерью, от нее ничего не требовали и все ей позволяли. Поэтому Галина не обременяла себя изучением наук, но зато первой изучала все новые танцы, первой начинала носить модную прическу и первой напялила на себя дурацкие узкие штаны дудочкой. Короче говоря, это была типичная девушка-стиляга, некая разновидность Эллочки-Людоедки из знаменитого романа Ильфа и Петрова.
Года три Галина училась в Институте иностранных языков, училась кое-как, но благодаря отцовским связям ей удалось устроиться в Интурист переводчицей. Работа вскоре ей надоела, но за время работы она сумела завести себе определенный круг знакомых, и ее даже приглашали иногда на официальные приемы, устраиваемые время от времени для иностранцев.
Там-то она и встретилась с мистером Эджвудом, знакомство с которым перешло в нежную дружбу.
Мистер Эджвуд еще до встречи с Галиной очень увлекался фотографией. Из-за этих фотографий и возникли у него неприятности. То он снимал какой-нибудь завод, то аэродром, то мост. Дотошные милиционеры не один раз принуждали незнакомого иностранца засвечивать свою пленку. Будь этот фотограф обычным иностранцем, его уже давно попросили бы покинуть пределы Советской страны, но, на свое счастье, он обладал дипломатическим иммунитетом. Дело кончилось тем, что официальные советские лица вынуждены были обратиться к непосредственному начальнику господина Эджвуда с просьбой остудить пыл неугомонного фотографа, после чего он несколько притих и стушевался.
Теперь мистер Эджвуд катал Галину на своей машине по Москве, и они вместе объездили все окрестности столицы.
Должно быть, Галина нравилась мистеру Эджвуду не на шутку, и он изредка фотографировал свою русскую подружку.
Но внимание Евдокимова Эджвуд привлек отнюдь не своей страстью к фотографированию: кроме фотографии, господин Эджвуд еще очень любил цветы и из всех цветов отдавал предпочтение красным розам.
В этой любви к цветам тоже не было бы ничего предосудительного, если бы не одно странное обстоятельство, отмеченное милиционерами, дежурившими у квартиры любознательного иностранца.
Время от времени за одним из окон квартиры Эджвуда появлялся букет алых роз, и в тот день господин Эджвуд обязательно посещал кафе на улице Горького.
Евдокимов знал твердо: появился букет — вечером Эджвуд будет в кафе.
Такое совпадение заинтересовало Евдокимова, и он решил лично познакомиться с этим любителем цветов.
Проще всего было познакомиться с ним при помощи Галины, а познакомиться с самой Галиной было легче легкого.
Одна из подруг Галины представила ей Евдокимова.
Одет он был по самой последней моде, умел танцевать все новейшие танцы, денег имел сколько угодно — с такими качествами он не мог не понравиться Галине.
В кафе Галина познакомила Евдокимова и с мистером Эджвудом, а когда тот узнал, что Евдокимов — молодой ученый, работающий в одном из учреждений, где производятся исследования в области ядерной физики, Эджвуд стал проявлять к нему самое усиленное внимание.
Однако Евдокимов знал меру всему и не переигрывал, и об учреждении, в котором он якобы работал, не рассказывал ничего. На все расспросы Эджвуда он лаконично отвечал, что говорить о своей работе не имеет права. Он даже напускал на себя испуганный вид и давал понять, что побаивается органов государственной безопасности. Это соответствовало представлениям Эджвуда о советских людях. Но раза два или три Евдокимов все ж таки кинул капитану Эджвуду приманку. Он как бы ненароком обмолвился о том, что он сторонник чистой науки и тяготится зависимостью науки от политики.
