«Я не давал тебе разрешения дотрагиваться до меня». Капо ди тутти капо провел в воздухе линию, за которую не должна была попасть даже пылинка. Настроение у меня улучшилось, и спектакль начал доставлять мне удовольствие. Пижон Гиле подобрался и быстро перевел взгляд. «А где остальные?», прогундел он, пуская слюни и похотливо поглядывая на девочку.
«Где надо», отбрил Пеня. «Ты не единственный педофил в этом городе». Люблю, когда вещи называют своими именами и когда из-за этого кому-то приходится проглотить кусок говна.
«Пеня, я заплатил за двух». В качестве владельца радио и фирмы звукозаписи Пижон Гиле решил, что главная фишка это дипломатично поторговаться.
Пеню фишки не волновали, его волновал только главный. «Эта и одна твоих денег стоит», резко ответил он, «хорошо, если ты сумеешь с ней управиться».
Девочка опустила голову еще ниже, держась за края своего заскорузлого ситцевого платья, которое давно не выпускали проветриться. От ее окаменевшего тела запахло потом, и я подумал, что она выглядит такой недокормленной, что не должна бы потеть.
«Но договор это договор». Пижон Гиле отказался от дипломатии, но не отказывался от попыток поторговаться.
«А пизда это пизда». Пеня продолжал давить на Пижона Гиле, и мне казалось, что от этого напряжения могли бы полопаться все флуоресцентные кондомы, которыми были набиты карманы его экзотического халата.
«Может, я заменю ту, вторую?», отклеился я от стены.
«Зокс», изумился он, увидев меня. «А ты что здесь делаешь?»
«Я же сказал тебе, выступаю в роли несовершеннолетней». Отекшее лицо побледнело, как будто его целиком заплевали. Да, он явно нуждался в терапии, а не в оргии.
«Я слышал про твоего брата», пробормотал он. «Как жалко».
«Мне тоже», сказал я.
Я заметил, что девочка вздрогнула и растерянно посмотрела на меня. Естественно, я был ей знаком меньше, чем Пеня. Он, словно защищая, приобнял ее и рявкнул: «Мы сюда приехали не за твоими соболезнованиями». Он не мог допустить, чтобы мелочные душонки испортили девочке праздник. В ее возрасте такое пренебрежение может вызвать длительную душевную травму. Пижон Гиле торчал в коридоре как старая рассохшаяся вешалка. Продюсеру развлечений, как он сам себя называл, больше было не до того, чтобы торговаться и уж, тем более, не до того, чтобы по-приятельски болтать с нами. Он представлял себе эту эротическую прелюдию по-другому. Схватив девочку за руку, он молча втащил ее в свое «укромное гнездышко». И аккуратно закрыл за собой дверь. Приятная тишина продлилась несколько секунд. «Не забудь запереться на ключ», бросил Пеня, направляясь к лифту. По обыкновению я последовал за ним, отстав на два шага.
«Не знал, что Пижон Гиле такой развратник, надо же, аж две малолетки», прокомментировал я, пока мы ехали в сторону центра.
«Ха», подала голос ухмылка, «его разврата хватает, только пока он дрочит в ванне».
«Так на что ему эта соплячка?», Пеня пронзил меня насмешливо-ледяным взглядом, недоумевая, откуда я свалился — просто с дуба или с Марса.
«Он был там не один», сказал он сухо, ставя точку в этом бессмысленном разговоре.
«А-а», я сыграл тормознутого, «видимо, договаривается о какой-то сделке и хочет создать хорошую атмосферу».
«В гробу я видал его хорошую атмосферу», процедил он недовольно. «Важно, что он отвалил хорошие бабки».
Да, логика была безжалостная, типа, хочешь бриться, плати на всякий случай и за запасное лезвие. Но таких, как Пижон Гиле, никогда не получается ободрать начисто. Потому что говно это не банан. Оно не на деревьях растет. Оно лезет из жопы. Так я пиздел про себя. Никак не мог забыть похожую на бурдюк слизистую физиономию Пижона Гиле. Мне и в машине чудился его отвратный запах. Или это воняло от нас? Я морщился, чувствуя, как волоски моих бровей вставали дыбом.
«Ты смотри, все никак светофор не поставят», проворчал Пеня, вынужденный резко затормозить. А потом накинулся на меня: «Эй, диджей, только не надо корчить такую рожу, как будто тебе ее жалко. Девчонка — доброволец, она знает, что делает и что за это получает. Они ею займутся, выкупают, накрасят, оденут в красивые тряпки. Она, брат, почувствует себя настоящей женщиной. А ты знаешь, что это для нее значит? И, в конце концов, разве развлечения это не твоя профессия? А, диджей? Ты крутишь пластинки, чтобы иметь возможность крутить с бабами». Он подождал, чтобы я отмолчал сколько нужно, а потом сказал: «Если хочешь, можешь потом ее удочерить».
«А, может, Пижон Гиле отвалил бы гораздо больше бабок, если бы ты ему вставил», в конце концов, я сообразил, что сказать. «Наверное, это стало бы самым грандиозным событием всей его жизни. И, может быть, у него открылся бы свежий взгляд на мир». Я закурил сигарету и стал ждать, пуская кольца дыма. Зеленый свет на светофоре загорелся, но Пеня не трогался. «Приятно узнать, что ты наконец-то начал думать по-деловому», его усмешка, когда он нажимал на гудок, была более веселой, чем обычно. «Оказывается, у тебя есть чувство юмора», он с воем колес сорвал машину с места. «Давай-ка, поедем к «Боцко», на ягнятину без костей». Капо ди тутти капо пришел в покровительственное настроение. Может, он перепутал меня с той девочкой? Ладно, плевать. Снятая с костей ягнятина была тем единственным, что имело смысл во всем этом.
* * *
«Аякс» чаще играл без вратаря», многозначительно сказал Пеня, когда мы ждали, пока Барон закончит свой обычный сеанс покера в забаррикадированных подземных помещениях казино «Кента». Тем, кто не играл «с большими игроками и на большие деньги», доступ на «нижний этаж» был запрещен. А таких было огромное большинство. Мелкие игроки, которые лихорадочно играли «на последнее», веря, что из говна можно спечь пирог. Пирог из говна, гарантированный моментальный выигрыш. В соответствии с правилами этого места, мы с Пеней поглощали крепкие напитки в помещении для «обычных гостей», это был типа центральный салон. Он напоминал улучшенную версию снэк-бара на автовокзале, освещенного мутным светом с перрона. Атмосфера была такая, как бывает перед закрытием. Но мы находились в этой дыре не ради развлечения. Мы были здесь на задании. Нашей обязанностью было сопровождать, а иногда и утешать, потому что Барон, как и «Аякс», играл наступательно. Он умел рисковать, а еще лучше умел проигрывать. Это были ночи, когда наш хозяин выпускал пары — всеми возможными и невозможными способами. Думаю, покер был для него единственной настоящей зависимостью.
«Мало здесь наливают, такое впечатление, что в рюмку просто плюнули», Пеня брюзжал в окружении кассиров и бухгалтеров, замаскированных под вышибал, барменов и зайчиков с подносами. Они пялились на нас, мы пялились в пространство.
«Ну, хотя бы стаканы массивные», сказал я. «Можно использовать для самообороны». Пеня оглянулся в поисках кого-нибудь, от кого пришлось бы защищаться. Не найдя такового, он продолжил рассказ о величайших мастерах тотального футбола, который, судя по всему, был величайшей любовью его детства. Хотя на меня он не производил впечатления человека, у которого хоть когда-нибудь было детство. Скорее всего, в те дни, когда он еще только готовился стать Пеней, его лучшим другом был телевизор.
