«Не твое дело спрашивать об этом», предупредил он меня очень, очень дружеским тоном.
«А что мне у тебя спрашивать, если я ничего не знаю?»
«Почему?»
«Что почему?»
«Это ты должен спросить: почему?». Еще один непонятный совет. Раз он говорит загадками, пусть сам их и разгадывает, если ему охота, решил я.
«Тебе виднее», пробормотал я примирительно, «будь по-твоему, только отъебись».
«Я тоже не знаю. Но, похоже, знает Титус».
Загадка начала подванивать, и я на всякий случай отпил глоток вильямовки
[31]
.
«Титус? При чем здесь он?»
Пеня тоже отпил глоток, кобенясь как грудной младенец с пустышкой во рту и говнецом в пеленках.
«Титус откупился у Барона».
«Да ладно», отреагировал я с издевательским удивлением.
«Он мне исповедался. И признался кое в чем очень важном. Очень важном и очень болезненном».
«А я думал, у Барона аллергия на педиков».
«Я разве говорил про педиков?»
«Ты говорил про Титуса».
«Я говорил про исповедь», поправил меня Пеня, особо подчеркнув последнее слово. От постоянной ухмылки уши у него приклеились к черепу.
«Ты имеешь в виду, что он на кого-то настучал?»
«Это было больше, чем настучать».
«И какое отношение это имеет ко мне?», наконец-то я задал вопрос, которого так ждал Великий Предсказатель.
«Я не говорю, что имеет, но всяко может повернуться», сказал он и с шумом выдохнул воздух, словно освободившись от мерзкой тайны, царапавшей ему язык, наподобие пломбы, которая выпала, отломив кусочек зуба, и теперь ее не проглотить, а выплюнуть на ладонь противно, потому что увидишь нечто очень, очень гнилое, нечто сросшееся с твоим мясом, костью и слюной.
«Как?», я глянул на него над кромкой стакана. Алкоголь, может, и был заинтересован услышать ответ, но обо мне сказать такого было нельзя.
Пеня потер затылок, закинув назад бритую голову. Он как будто колебался, а может быть, хотел, чтобы так казалось. Его круглая голова умела быть очень, очень угловатой. «Ну», начал он как бы преодолевая нерешительность, «похоже, кто-то ебет девушку Барона». Он смотрел на меня так, будто в любой момент был готов мне подмигнуть.
Я ответил ему любопытным взглядом сплетника и спросил только для того, чтобы мое молчание не было ему неприятно: «Какую девушку?»
«Ту, с которой ты развлекался в тот вечер в «Лимбе». Было похоже, что вы друг к другу неравнодушны», деревянным голосом проговорила тень, которая наблюдает и делает выводы.
«Мы давно знакомы, и это все», сказал я как нечто само собой разумеющееся.
«Для тебя было бы лучше, если бы так оно и было».
«А для нее?»
«Кто ебется, тот когда-нибудь наебется. Скоро и она об этом узнает».
В словах Пени не было ни призвука угрозы, но ухмылка испарилась.
«Ага». У него не было необходимости напоминать мне, что предательство и месть спят в одной постели.
«И еще кое-что, диджей. Не советую тебе заботиться о ее судьбе. Кое-кто может это неправильно понять. Понимаешь?»
«Конечно. Я просто так спросил. Забудь». Я понял, что мне не хватает его ухмылки.
«Конечно. А я тебя просто так предупредил».
«Ценю. Спасибо тебе».
Мы парили в атмосфере сердечного простодушия. Это все-таки лучше, чем хлопать друг друга по плечу.
«Не благодари», процедил Пеня, проверяя, осталось ли что-нибудь в моем стакане. «Это все, что я мог для тебя сделать, перед тем как тебя пристрелить». И добавил, закуривая сигарету: «Может быть!». Улыбка, появившаяся на его лице, не была похожа на ухмылку.
Вечно одно и то же: кто-то кого-то то и дело пристреливает, и так до тех пор, пока не опустошает себя этим настолько, что Богу не остается ничего другого как забрать его на свою помойку.
«Может быть», повторил я одобрительно, «но это не зависит ни от тебя, ни от меня. А пока мы можем еще чего-нибудь выпить».
«Дело говоришь. Оставим эти ебарские разборки. Сегодня вечером не твоя очередь».
«А чья?»
«Сегодня вечером мы займемся настоящей разборкой»
На этот раз он мне подмигнул, и я понял, что это серьезно.
* * *
Сумма проигранных в покер денег стала астрономической. Вместо фишек, на столе, резервированном исключительно для Барона, зияла дыра. В ней можно было многое увидеть, но никто не решался сунуть в нее голову и посмотреть вниз. Никто, кроме Джембы, предупредительного хозяина, азартного, но расчетливого, который заделывал такие дыры, а потом наносил на них глянец, чтобы прибыльная игра могла продолжаться. Все эти акулы жили игрой, а игра называлась «выбиванием долгов». Без долгов игра не имела смысла. Акулы не были игроками, акулы были акулами. Барон хочет ликвидировать долг, послав своих людей поджечь "Кенту", бухгалтерские книги сгорят вместе с цифрами, которые в них никто и не вписывал из-за налоговых сложностей, а Джембе будет выплачена страховая суперпремия. Так они будут квиты. На некоторое время. Нашей задачей было обеспечить короткое замыкание в электрической разводке — снять предохранитель и забить гвоздь в распределительную плату, а потом соединить фазу и ноль в штепселе на облицованной деревянной панелью стене. Точно оговорены все детали, все подготовлено, все чисто. Нам оставалось только позвать официанта и заплатить по счету. Вместо этого Пеня, в облегающей летной куртке и черных брюках из искусственной кожи, оставил под недопитым стаканом крупную дойч-купюру и рванул к выходу. Элегантный кожаный ремешок обвивал запястье его правой руки, которой он умел пользоваться весьма впечатляюще.
Мы вышли на улицу, в мутную ночь, туманную от жары, которая плавала между испаряющимся пористым асфальтом и пуленепробиваемым, охлажденным звездами небом. На заднем сидении лежал набор, упакованный в пластиковый пакет: молоток, плоскогубцы, гвоздь толщиной не меньше пяти миллиметров и кусок провода, оголенный с обоих концов. В машине было душно. Пеня включил кондиционер, но особого эффекта не последовало, потому что я отказался закрыть окно. Шум снаружи делал меня более чувствительным и сосредоточенным на том, что нам предстояло. Я люблю, когда притупляются чувства, когда внутри разливается отупение. А рефлексы это совсем не то же, что чувства. Рефлексы требуют высокого напряжения, они требуют человека целиком, если человек хочет остаться целым.
Мы проехали мимо торгового центра, свернули к Пашиной развязке, чтобы объехать район Железничка колония. Некоторое время кружили вокруг квартала, где находится «Кента», обычная предосторожность, мы обнюхивали и осматривали окрестности. Обстановка была штатной. Пеня припарковал машину на соседней улице, инструменты сунул под куртку, как делают небрежные электрики. Стараясь не особо оглядываться по сторонам, чтобы не привлекать внимания, мы, на бесшумных подошвах, сунув руки в карманы, изображали неторопливую прогулку. Два неприметных неприкаянных типа. Свернули на узкую асфальтированную дорожку, машинально втянув головы в плечи. Мы подкрались к казино с тыла, через служебную парковку, отделенную от спящих соседей живой изгородью.
