Выписали меня из больницы, поехал я к тому самому
вышестоящему начальству и положил на стол заявление. Так и так, по собственному
желанию. Возражений слушать не стал, пошел прочь. И вот представьте, вышел я из
того здания на крыльцо, огляделся, и так мне хорошо стало! Первый раз в жизни
свободным человеком себя почувствовал! Солнышко светит, птички поют, и ничего
мне не нужно — ни повышений по службе, ни денег! А вы говорите — как это из
начальников в швейцары? Может, это и было самое большое мое повышение! Правда,
в швейцары-то я не сразу определился, тоже своего рода карьеру делал. Сперва
шофером поработал, недостаточно спокойно показалось, потом бутылки принимал,
ну, там-то тоже конкуренция, прямо мафия.., а вот тут, возле двери, —
самое милое дело!
— А как сердце? — заинтересованно спросила
Надежда. — Не беспокоит? Не вреден ли вам кофе, да еще с коньяком?
— Можете представить — с того дня я о нем ни разу и не
вспоминал! Оказалось, что самое лучшее сердечное лекарство — это заявление
«прошу уволить по собственному желанию»! Я как-то доктора того встретил, Семена
Михалыча, он как меня увидел, прямо в лице переменился.
«Как же так, — говорит, — Я вам, Крюков, полгода
давал, а вы десять прожили! Неужели мой научный прогноз не оправдался?»
— А я ему отвечаю:
«Очень даже оправдался ваш прогноз! Тот человек давно умер,
а я теперь — совершенно другой, и вам за то большое спасибо».
Официантка принесла заказ. Швейцар поднес к губам чашечку с
крепчайшим напитком и проговорил:
— Ну, теперь ваша очередь. Расскажите, откуда про мое
прошлое разузнали. Вы что, в тех местах бывали?
— Нет, — честная Надежда замотала головой, не
довелось.
— Тогда откуда же сведения? — Крюков подозрительно
уставился на подруг. — На представительниц «компетентных органов» вы вроде
не похожи, да и какой интерес у этих самых органов может быть к безобидному
швейцару?
Надежда уселась поудобнее и рассказала про художника, в чьей
мастерской они только что побывали, и про портрет, на котором Крюков изображен
рядом с Прохором Медведевым.
— Внешность у вас очень уж запоминающаяся, ни с кем не
перепутаешь, вот мы и хотели вас спросить — раз вы бывали в тех местах, не
помните ли вы самого Прохора и кое-кого из его друзей. Понятно, что времени с
тех пор прошло много, как бы уже другая жизнь, и не очень мы на вашу память
рассчитывали, но больше просто не к кому обратиться…
— Ну, с памятью-то у меня полный порядок! похвастался
бравый швейцар. — Тем более такого человека, как Прошка Медведев, трудно
забыть. Настоящий сибиряк, в тайге, как у себя дома! А почему он вас
интересует?
— Да собственно даже не он, а его знакомые.
Может быть, вы их знали, пара из Ленинграда, муж и жена
Цыпкины…
Надежда назвала эту фамилию на всякий случай, не очень
рассчитывая на успех, но Крюков, к ее удивлению, кивнул:
— Илья и Алина! Ах ты, черт! Вспомнил, где я вашего
спутника видел! Это же Илья и есть, только постарел, изменился очень!
Надежда с Алкой переглянулись: по их мнению Люська как раз
не очень изменился. Впрочем, они его знали много лет.
— Именно! — подтвердила Алка, — а говорили —
память хорошая…
— Вот теперь все вспомнил! Приезжали они в Лесогорск
несколько раз, по командировке в мое управление. Составляли карту перспективных
месторождений нашего района… Крюков на мгновение замолчал и усмехнулся:
— Вот я и заговорил прежним языком. «Мое управление»,
«Перспективные месторождения»., а говорил, что тот человек умер! Ну да ладно,
продолжаю. Тот же Прошка Медведев с Цыпкиными сошелся, водил их по тайге, и все
свою идею им внушал…
— Какую идею? — заинтересованно спросила Надежда.
— Прошка считал, что в нашем районе должно быть золото.
По характеру местности, по сопутствующим минералам.., особенно он одним местечком
интересовался…
— Моховым? — взволнованно проговорила Надежда,
придвинувшись поближе к рассказчику.
— Ну, если вы и так все знаете, зачем тогда меня
спрашиваете? — обиженно спросил тот.
— Нет-нет, мы ничего не знаем! — Надежда замахала
руками. — Это только догадка! Продолжайте, пожалуйста!
— Так вот, значит, убедил Прохор Цыпкиных, и я, грешным
делом, в его идею поверил. Провели в Моховом геологическую разведку по всем
правилам, целое лето на это угробили, и ничего не нашли. Ему-то что, а с меня
вышестоящее начальство стружку сняло, — глаза Крюкова загорелись давней
обидой, — с тех пор сердце и начало барахлить…
— А дальше? — не отставала от него Надежда.
— А что дальше? — Крюков пожал плечами. Дальше я
из начальников ушел, но какое-то время в том районе оставался, шоферил. Потом
пошли все эти реформы, приватизация, все кто мог расхватывали что плохо лежит,
а меня это все уже не интересовало…
— А что Прохор?
— Да что Прохор? Он все со своей идеей носился, насчет
золота, даже фирму какую-то организовал. Своих денег не было, так он с
какими-то людьми из Питера скорешился.., так ведь с этими, про кого вы
спрашивали! — вспомнил Крюков, и сам невольно удивился. — С Ильей и
его женой, Алиной! Они снова в Лесогорск приехали, Прохор их вызвал, и деньги у
них к тому времени водились. То ли на компьютерах заработали, то ли на
сахаре.., короче, дали они Прошке денег на продолжение изысканий, но золота он
так и не нашел. А потом уж я оттуда уехал, и чем все закончилось, не знаю.
Швейцар допил свой кофе, поставил чашку на стол и сказал:
— Вот и все. Больше я про них ничего не знаю.
Надежда полезла в сумочку и достала оттуда кошелек. Крюков
остановил ее жестом:
— Не нужно, мы же с вами только обменялись информацией,
как вы сами сказали — баш на баш. Кроме того, мне приятно было вспомнить про те
времена. Хоть я теперь и чувствую себя гораздо свободнее, но и в той жизни
что-то было.., какой-то размах, масштаб.., территория двух Франции…
— Ну, хоть за кофе заплатить мы можем?
— А это — пожалуйста! — Крюков поднялся, бросил
взгляд на Алкину радужную блузку и вполголоса пропел:
— Цып, цып, мои цыплята…
* * *
— До чего невоспитанный человек! — заявила Алка,
когда они достаточно удалились от кафе и Крюков уже не мог их слышать.
— Почему? — переспросила Надежда. — На меня
он как раз произвел неплохое впечатление.
— Эти его песенки…
— Ах, вот что! — Надежда взглянула на Алкину кофту
и усмехнулась. — Ну, не смог он удержаться., где-то я его понимаю!
— И главное — мы от него ровным счетом ничего не
узнали! Оказались там же, откуда начали!
