Тунгата только однажды открыто показал всем возможный финал, когда на виду у всех взял четыре патрона для пистолета Токарева, завернул их в лоскут козлиной шкуры и положил в щель стены рядом с озером. Крейг сделал вид, что занят проверкой оборудования, но и он, и девушки чудесно поняли, что это означает. Четыре патрона являлись последним средством избежать пыток и мучительной смерти, по одному патрону на каждого.
— О'кей! — Голос Крейга прозвучал слишком громко в тишине галереи. — Сейчас я попробую, насколько эффективно эта хитрая штуковина сможет меня потопить.
Тунгата поднял аппарат, и Крейг просунул голову в воротник спасательного жилета. Сэлли-Энн и Сара приложили баллоны и банки к спине Крейга и надежно закрепили их полосками брезента, вырезанными из чехлов кресел. Крейг проверил узлы — в случае выхода аппарата из строя он должен был развязать их достаточно быстро.
Наконец он допрыгал на одной ноге до озера, поежился от холода, надел маску и затянул ремень на затылке. Потом он наполовину наполнил нагрудный мешок кислородом и скрылся под водой, показав друзьям на берегу большой палец.
Как он и предполагал, первой проблемой, с которой он столкнулся, была плавучесть. Воздух в нагрудном мешке перевернул его на спину, как дохлую рыбу, и он не смог, используя лишь одну ногу, принять нормальное положение. Он вернулся к плите и начал кропотливо подбирать камни, которые в качестве грузов обеспечили бы необходимый контроль над телом. В итоге он определил, что единственным вариантом было быстрое погружение вниз головой с крайне тяжелым камнем в руках. Однако стоило ему выпустить камень, как его неудержимо поднимало к поверхности.
— По крайней мере, — сказал он, подплывая к плите, — все соединения герметичны. И я получаю кислород. Вода проникает в маску, но ее я смогу выдувать обычным способом. — Он продемонстрировал, как следует выдувать воду из маски резким выдохом.
— Когда собираешься погружаться к стене?
— Думаю, подготовиться лучше, чем сейчас, мне вряд ли удастся, — несколько неохотно ответил Крейг.
— Вы должны понять, что я хочу стать вам отцом. — Питер Фунгабера мягко улыбнулся. — А вас я считаю своими детьми.
— Я понимаю твою машонскую болтовню так же хорошо, как лай бабуинов на вершине холма, — учтивым тоном ответил Вусаманзи, и Питер раздраженно повернулся к сержанту.
— Где этот переводчик?
— Скоро будет здесь, мамбо.
Похлопывая стеком по ноге, Питер Фунгабера прошел вдоль строя жителей деревни, которых солдаты согнали с маисовых полей и выгнали из хижин. Кроме старика, здесь были только женщины и дети. Некоторые женщины были такими же старыми, как сам колдун, с белоснежными головами и свисавшими до пояса морщинистыми грудями, другие еще могли рожать детей. Совсем маленькие дети были привязаны к спинам женщин, чуть постарше стояли рядом, не замечая мух, пытавшихся залезть в покрытые высохшими соплями ноздри, и смотрели бездонными глазами на Питера. Были здесь молодые женщины с крепкими полными грудями и блестящей кожей, незрелые девочки и не прошедшие обряд обрезания мальчики. Питер улыбался им, а они смотрели на него ничего не выражающим взглядом.
— Мы услышим ваше тявканье еще до заката, мои матабелские щенки, — едва слышно произнес Питер и пошел обратно к спрятавшемуся от солнца в тени одной из хижин русскому.
— От старика ты ничего не добьешься. — Бухарин вынул изо рта мундштук из черного дерева и закашлялся, прикрывая ладонью рот. — Он весь высох, не чувствует боли, не чувствует страданий. Посмотри в его глаза. Фанатик.
— Согласен, эти сангома способны на самогипноз и становятся невосприимчивыми к боли. — Питер нетерпеливо посмотрел на часы. — Ну, где этот переводчик?
Только через час в деревню доставили заключенного из лагеря. Он упал перед Питером на колени, что-то бессвязно бормоча и протягивая закованные в наручники руки.
— Встань! — Питер повернулся к сержанту. — Сними с него наручники и приведи сюда старика.
Вусаманзи вывели на центр деревенской площади.
— Скажи, что я ему отец, — приказал Питер.
— Мамбо, он ответил, что его отцом был человек, а не гиена.
— Скажи, что я люблю его самого и его людей, но он вызвал мое неудовольствие.
— Мамбо, он ответил, что полностью счастлив, если вызвал неудовольствие вашей чести.
— Скажи, что он солгал моим людям.
— Мамбо, он ответил, что надеется сделать это снова.
— Скажи, что я знаю, что он защищает и дает пищу врагам государства.
— Мамбо, он ответил, что считает тебя сумасшедшим. Здесь нет врагов государства.
— Очень хорошо. Теперь обратись ко всем. Повтори, что я хочу узнать, где спрятались предатели. Скажи, что никто не пострадает, если они приведут меня к этим предателям.
Переводчик встал перед безмолвным строем женщин и детей и произнес длинную и пылкую речь. Ответом ему были все те же ничего не выражающие взгляды. Один ребенок заплакал, мать перекинула его под мышку и сунула распухший сосок в рот. Снова стало тихо.
— Сержант! — Питер Фунгабера отдал несколько приказов резким тоном, и руки Вусаманзи стянули за спиной веревкой. Один из десантников связал нейлоновый канат удавкой и перебросил конец через балку деревянного бункера для маиса. Вусаманзи подвели к бункеру и набросили петлю ему на шею.
— Теперь скажи его людям, что пытки закончатся немедленно, как только кто-нибудь из них согласится показать нам, где спрятались предатели.
Переводчик заговорил, но тут его перебил Вусаманзи:
— Проклинаю любого, кто заговорит с этим псом. Я приказываю вам молчать, что бы ни случилось. К тому, кто нарушит мой приказ, я буду приходить из могилы. Так приказываю я, Вусаманзи, повелитель вод.
— Приступайте! — приказал Фунгабера, и сержант потянул канат.
Петля затянулась на шее старика, и скоро он вынужден был встать на цыпочки.
— Достаточно! — приказал Фунгабера. — Прикажи им говорить.
Переводчик начал уговаривать, а потом просто умолять женщин, но лишенный возможности говорить Вусаманзи своим свирепым взглядом, всей своей волей заставлял их молчать.
— Сломайте ему ногу, — приказал Фунгабера.
Сержант подошел к старику и дюжиной ударов приклада раздробил ему левую ступню. Женщины, услышав, как захрустели старые хрупкие кости, стали завывать.
— Говорите! — приказал Фунгабера, но не услышал ничего, кроме жалобного плача.
— Ломайте другую ногу!
Когда приклад раздробил мелкие кости правой ступни Вусаманзи, старик повис на канате, а сержант отошел в сторону и с улыбкой стал наблюдать за отчаянными попытками старого колдуна ослабить давление веревки на шею и устоять на искалеченных ногах.
Теперь заплакали все женщины, а дети заревели во весь голос. Старшая жена подбежала к своему мужу и протянула к нему руки.
