Конечно, даже хорошие работники будут время от времени намеренно проверять его бдительность и терпение, как всегда делалось в Африке, но со временем они станут спаянной семьей, и он, несомненно, полюбит их.
* * *
В первую очередь следовало восстановить ограды. Они были полностью разрушены: не хватало нескольких миль колючей проволоки, которая, скорее всего, была украдена. Крейг понял почему, когда попытался восстановить ограды. В Матабелеленде колючая проволока не продавалась. Не было выдано разрешения на импорт.
— Теперь вы ощутите неподдельную радость от занятия скотоводством в Зимбабве, — сказал ему менеджер кооперативного общества фермеров в Булавайо. — Кто-то умудрился получить разрешение на импорт конфет и шоколада на миллион долларов, но не было выдано ни одного разрешения на импорт колючей проволоки.
— Во имя всего святого. — Крейг был в отчаянии. — Я должен восстановить ограду, иначе я не смогу разводить скот. Когда вы получите очередную партию?
— Это зависит от какого-то мелкого клерка в департаменте торговли в Хараре. — Менеджер мог только пожать плечами.
Крейг уныло побрел к «лендроверу», и тут его осенило.
— Могу я воспользоваться вашим телефоном?
Он набрал частный номер, который дал ему Питер Фунгабера, назвал себя, и секретарь немедленно соединил его.
— Питер, у нас возникла большая проблема.
— Чем могу помочь?
Крейг рассказывал, Питер, что-то бормоча про себя, делал записи.
— Сколько нужно?
— Не меньше тысячи двухсот мотков.
— Что-нибудь еще?
— Пока нет. Да, извини, что беспокою тебя, Питер, я пытался найти Сэлли-Энн, но она не отвечает ни на телефонные звонки, ни на телеграммы.
— Позвони через десять минут, — приказал Питер Фунгабера, а когда Крейг сделал это, сообщил:
— Сэлли-Энн нет в стране. Она полетела на «сессне» в Кению. Сейчас она находится в местечке Китчва Тембу в Масаи Мара.
— Ты не знаешь, когда она возвращается?
— Нет, но я сообщу тебе, как только она пересечет границу.
Крейг был поражен тем, что Питер Фунгабера мог отслеживать передвижения человека даже за пределами страны. Очевидно, Сэлли-Энн была внесена в список лиц, подлежащих особому надзору. Потом он вдруг подумал, что, скорее всего, его имя тоже находится в этом списке.
Он, конечно, знал, почему Сэлли-Энн полетела в Китчва Тембу. Два года назад Крейг посещал этот чудесный лагерь на равнине Мара по приглашению его владельцев Джеффа и Джори Кентов. В огромных стадах буйволов, окружавших лагерь, стали появляться телята, и сражения самок с подкрадывающимися хищниками было одним из самых незабываемых зрелищ африканского вельда. Сэлли-Энн была там со своим «никконом».
Возвращаясь в «Кинг Линн», он заехал на почту и послал ей телеграмму через Аберкромби и офис Кента в Найроби: «Привезите советы по „Водам Замбези“. Точка. Охота продолжается. Вопросительный знак. Удачи Крейг».
Через три дня колонна грузовиков с ревом поднялась по склонам холмов к «Кинг Линн», и взвод солдат разгрузил тысячу двести мотков колючей проволоки в лишенные крыш сараи для тракторов.
— Я должен оплатить какой-то счет? — поинтересовался Крейг у сержанта, командующего отрядом. — Подписать какие-нибудь документы?
— Не знаю, — ответил сержант. — Знаю только, что мне приказали доставить все это, и я доставил.
Крейг смотрел вслед удалявшимся грузовикам и чувствовал трудно перевариваемый комок в желудке. Он подозревал, что никогда не увидит счета. Он также знал, что находился в Африке, и ему даже думать не хотелось о возможных последствиях охлаждения отношений с Питером Фунгаберой.
Пять дней подряд он работал вместе с бригадами. Голый по пояса, надев на руки перчатки из толстой кожи, он всем своим весом натягивал проволоку, пел вместе со своими матабелами рабочие песни, но муки совести скоро стали нестерпимыми.
Телефона в усадьбе пока не было, и он поехал в Булавайо. Питера он нашел в Парламенте.
— Дорогой Крейг, зачем столько шума из ничего. Генерал интендантской службы пока не передал мне счет на проволоку. Впрочем, если это тебя успокоит, вышли чек мне, а я немедленно улажу все формальности. Кстати, Крейг, не забудь указать на чеке «Оплата наличными».
* * *
В течение следующих нескольких недель Крейг открыл в себе способность практически совсем не спать. Он вставал в четыре тридцать утра каждый день и выгонял своих рабочих из хижин. Они выходили все еще сонные, в накинутых на плечи одеялах, и, поеживаясь от холода и кашляя от дыма костра, что-то беззлобно ворчали.
В полдень он ложился спать в тени акации, как и все рабочие. Потом, отдохнувшие, они работали весь день, пока не раздавался удар по рельсу, подвешенному к ветке джакаранды рядом с усадьбой. Рабочие с криками «Шайле! Час пробил» устремлялись вверх по склону холма.
Крейг смывал с себя пот и грязь в бетонном резервуаре позади коттеджа, быстро ужинал, а когда опускалась темнота, он уже сидел за дешевым столом в коттедже перед листом бумаги, с шариковой ручкой в руке, и под шипение газового фонаря переносился в страну воображения. Иногда он работал далеко за полночь, а в четыре тридцать уже выходил из коттеджа на покрытую предрассветной росой траву, чувствуя себя бодрым и полным сил.
Солнце опалило его кожу и выбелило тонкие брови, тяжелая физическая работа укрепила мышцы и сделала жесткой культю — он мог, не испытывая никакого неудобства, ходить вдоль ограды весь день. Ему не хотелось терять время на приготовление пищи, поэтому он ел что придется, а бутылка виски так и осталась лежать закрытой в сумке.
Однажды вечером он остановил «лендровер» под джакарандой и направился к коттеджу, но остановился как вкопанный. Он наткнулся, как на кирпичную стену, на ни с чем не сравнимый аромат жареной говядины и картофеля. Рот наполнился слюной, и он почти побежал к коттеджу, вдруг ощутив жуткий голод.
В крошечной комнате, приспособленной под кухню, он увидел костлявую фигуру, склонившуюся над дровяной плитой. Старик укоризненно взглянул из-под шапки мягких и белых, как вата, волос на застывшего в дверях Крейга.
— Почему ты не послал за мной? — спросил он на синдебеле. — Никто, кроме меня, не будет готовить в Кинги Линги.
— Джозеф! — закричал Крейг и порывисто обнял старика. Старый матабел работал поваром у Баву в течение тридцати лет. Он умел устроить официальный банкет на пятьдесят персон и с такой же легкостью приготовить дичь на костре. У него уже пекся хлеб в импровизированной печи из жестяного ящика, он даже сумел собрать миску салата на запущенном огороде.
Джозеф, несколько рассерженный таким нарушением этикета, высвободился из объятий Крейга.
— Нкозана, — начал отчитывать Крейга Джозеф, по-прежнему используя уменьшительное обращение, — твоя одежда в грязи, а постель не застелена. Мы работали весь день, чтобы навести порядок.
