* * *
Змея была чуть меньше шести футов длиной и была похожа на беременную свиноматку. Она лежала свернувшись в углу клетки. В идеальных ромбах ее узора, окаймленных траурным черным цветом, были собраны все цвета осени: бледно-лиловый и золотистый, красновато-коричневый и мареновый.
Тем не менее прекрасная окраска и узор не могли отвлечь внимания от ужасающей головы этого создания. Размером она напоминала ядовитую тыкву, а формой — пику, сужающуюся к носу с прорезями ноздрей. Глаза змеи сверкали, как бусинки из черного янтаря, а раздвоенный язык то появлялся, то исчезал из растянутого в ухмылке рта.
— Вынужден признаться, что в этом нет моей заслуги, — сказал Питер Фунгабера, — это маленькое развлечение придумал врач лично. — Он улыбнулся Тунгате. — Прошло много дней со времени нашего последнего разговора, и твое время истекло, впрочем, как и мое. Я должен получить твое согласие сегодня или никогда. Завтра твоя жизнь ничего не будет стоить.
Тунгату привязали к крепкому стулу из красного родезийского тика. Клетка со змеей стояла перед ним на столе.
— Ты когда-то работал в департаменте охраны дикой природы, — продолжил Питер Фунгабера, — и, соответственно, знаешь, что это — bitis gabonica, габонская гадюка. Наиболее ядовитая из всех африканских змей, за исключением, пожалуй, только мамбы. Тем не менее ее укус по болезненности превосходит укусы мамбы или кобры. Говорят, что человек перед смертью сходит с ума от боли.
Он коснулся клетки кончиком стека, и гадюка мгновенно бросилась на звук.
Половина тела мгновенно распрямилась в воздухе, чудовищная голова ударилась об сетку, челюсти раскрылись, обнажив желтое, как сливочное масло, нёбо, длинные изогнутые зубы блестели, как полированный фарфор. От удара задрожал стол, на котором стояла клетка. Даже Питер Фунгабера испуганно отшатнулся и виновато хихикнул.
— Терпеть не могу змей, — объяснил он. — У меня от них мурашки по телу бегают. А как вы к ним относитесь, товарищ министр?
— Ты блефуешь, — сказал Тунгата совсем слабым голосом. После их последней встречи он много дней провел у стены. Тело сжалось и казалось слишком маленьким для головы. Кожа посерела и выглядела сухой и пыльной. — Ты не можешь допустить, чтобы она ужалила меня. Скорее всего, вы удалили железы.
— Доктор. — Питер Фунгабера повернулся к врачу, сидевшему у другого конца стола.
Тот мгновенно поднялся и вышел из комнаты.
— Очень сложно было поймать такой экземпляр, — невозмутимо продолжил Питер Фунгабера. — Как ты знаешь, они достаточно редки.
Врач вернулся. В руках, защищенных толстыми перчатками, доходившими до локтей, он нес полосатую лесную крысу размером с котенка. Крыса пронзительно пищала и пыталась вырваться. Врач осторожно открыл крышку, в верхней части клетки, бросил крысу и поспешно закрыл клетку. Пушистый зверек принялся обнюхивать стенки клетки, смешно шевеля усиками, как вдруг заметил притаившуюся в углу гадюку. Он высоко подпрыгнул, приземлился на прямые ноги и попытался спрятаться в дальнем от гадюки углу клетки.
Змея начала распрямляться, демонстрируя неземную красоту узора, поползла к дрожавшей в углу крысе. Животное неестественно замерло, перестал дрожать даже кончик носа. Крыса прижалась животом к полу, шерсть на ней встала дыбом. Она, как загипнотизированная, смотрела на приближавшуюся к ней неминуемую смерть.
Змея остановилась в двух футах от грызуна и выгнула туловище буквой «S», а потом быстро, неуловимо для глаза, нанесла удар.
Крысу отбросило к стенке, а змея мгновенно свернулась. На красновато-коричневой шкурке крысы появились капельки крови, а тело начало пульсировать. Задрожали лапки, потом крыса завизжала от нестерпимой боли, перевернулась на спину и замерла.
Врач достал безжизненное тельце из клетки деревянными щипцами и вынес из комнаты.
— Конечно, — сказал Питер Фунгабера, — масса твоего тела намного превосходит массу тела грызуна. Ты будешь умирать дольше.
Врач вернулся вместе с капитаном и двумя солдатами.
— Доктор внес некоторые изменения в конструкцию аппарата. Я считаю, что он блестяще справился с работой, учитывая недостаток материалов и времени.
Солдаты подняли Тунгату вместе со стулом и перенесли ближе к клетке. В руках одного из солдат была клетка поменьше, похожая на слишком большой шлем для фехтования. Солдат надел клетку на голову Тунгаты и застегнул на горле. Спереди к шлему была подсоединена сетчатая труба, напоминавшая укороченный хобот слона.
Солдаты наклонили Тунгату так, чтобы хобот коснулся двери клетки с гадюкой. Края быстро соединили защелкой.
— Когда мы откроем дверь клетки, — пояснил Питер Фунгабера, — ты и гадюка будете вынуждены делить жизненное пространство.
Тунгата смотрел через трубу на дверь клетки.
— Впрочем, ты можешь остановить все в любой момент, сказав одно-единственное слово.
— Твой отец — пожирающая дерьмо гиена, — тихо произнес Тунгата.
— Мы заставим гадюку покинуть свою клетку и вползти в твою, нагрев заднюю стенку клетки. Советую вести себя разумно, товарищ, и провести нас к гробнице Лобен-гулы.
— Гробница короля священна… — начал было Тунгата, но вовремя замолчал. Он сам не подозревал, насколько слабыми были его тело и воля. Слова сорвались с его губ. До этого момента он упрямо отрицал само существование гробницы.
— Отлично, — с довольным видом произнес Питер. — По крайней мере, мы пришли к соглашению, что гробница существует. Осталось только, чтобы ты проводил нас к ней, и все благополучно закончится. Безопасный перелет в другую страну вместе с любимой женщиной…
— Я плюю на тебя, Фунгабера, я плюю на поганую шлюху, которая была твоей матерью.
— Откройте клетку, — приказал Фунгабера.
Дверь загремела, и Тунгата посмотрел на открывшуюся дверь как на дуло винтовки. Свернувшаяся в дальнем углу гадюка смотрела на него блестящими черными глазками.
— Еще есть время, товарищ.
Тунгата не смог ничего ответить. Он собрал все остатки силы и смотрел на змею, пытаясь подчинить ее своей воле.
— Продолжайте, — приказал Фунгабера, и один из солдат поставил на стол угольную жаровню. Даже Тунгата чувствовал исходившее от нее тепло. Солдат медленно придвинул жаровню к клетке, гадюка зашипела и распрямилась. Она начала подползать к двери, чтобы убежать от нестерпимого жара.
— Быстрее, товарищ, — подгонял его Фунгабера. — Скажи, что согласен. Осталось всего несколько секунд. Я еще могу закрыть дверцу.
Тунгата почувствовал, как защекотали голую спину побежавшие по ней струйки пота. Он хотел закричать проклятие, обречь Питера Фунгаберу на такую же ужасную смерть, но пульс громко стучал в ушах, оглушая его.
Гадюка остановилась у входа в трубу, явно не желая заползать в нее.
