Удар пришелся по спине ближней к нему лошади, чуть сзади холки, и хребет ее сломался начисто — я даже услышал треск разлетающихся позвонков, похожий на хруст ветвей кустарника. Покалеченная лошадь повалилась на землю и увлекла за собой вторую. Колесница перевернулась, людей выбросило на землю. Слон поставил ногу на одного из колесничих и хоботом оторвал ему голову, а потом бросил вверх, как детский мяч. Она полетела, вращаясь в воздухе и разбрызгивая красные перья крови. Потом мимо слона промчался следующий экипаж и отвлек его внимание от несчастных.
Я остановил лошадей на краю рощи, и мы в ужасе оглянулись. Вокруг слонов вся роща была усеяна разбитыми колесницами — Крату на левом фланге посчастливилось не больше нашего.
Оба самца были утыканы стрелами, и блестящие красные полосы крови покрывали тела. Однако раны нисколько не убавили их силы, но, казалось, только разъярили. Они буйствовали в роще, ломая перевернутые колесницы, топча массивными ногами тела лошадей и подбрасывая в воздух вопящих людей. Когда те падали на землю, слоны топтали их, и крики прекращались. Крат подкатил к нам.
— Клянусь вшами у Сета промеж ног! Вот это да! — крикнул он. — Мы потеряли восемь колесниц в первой же атаке.
— Охота оказалась забавнее, чем ты ожидал, сотник Крат, — звонко ответил ему царевич Мемнон. Лучше бы ему помолчать, потому что мы с Таном совсем забыли о его присутствии. Теперь же оба набросились на него.
— А ты, мой мальчик, уже повеселился сегодня, — твердо сказал я.
— Отправляйся на ладьи, и немедленно! — поддержал меня Тан, и в этот момент лошади галопом протащили мимо нас пустую колесницу. Не знаю, что случилось с возницей и лучником, — скорее всего, выбросило на ухабе или разъяренные слоны вытащили их хоботами.
— Поймать лошадей! — распорядился Тан и, когда пустую колесницу подвели к нам, сказал царевичу: — Вылезай. Бери колесницу, отправляйся на берег и жди нашего возвращения.
— Вельможа Тан. — Царевич изо всех сил вытянулся перед ним, но дотянулся лишь до плеча отца. — Я возражаю…
— Оставь царские манеры и возвращайся. Возражай своей матери, если хочешь. — Тан властно поднял его одной рукой и опустил в пустую колесницу.
— Вельможа Тан, я имею полное право… — Мемнон сделал последнюю отчаянную попытку остаться.
— А я имею полное право отшлепать тебя по заднему месту ножнами, если ты еще будешь здесь, когда я оглянусь, — сказал Тан и повернулся к нему спиной. Мы оба тут же забыли о мальчике.
— Добыча слоновой кости, оказывается, потруднее сбора грибов, — заметил я. — Нужно придумать способ получше.
— Этим зверям бесполезно стрелять в голову. Так их не убьешь, — проворчал Тан. — Попробуем еще раз. Будем пускать стрелы по ребрам. Даже если у них в черепе нет мозгов, сердце и легкие у них наверняка есть.
Я натянул вожжи и взбодрил лошадей, но чувствовал, что Терпение и Клинок беспокоятся. Как и меня, их тревожила сама мысль о возвращении на место побоища — охота на слонов оказалась нам не по вкусу.
— Я буду править прямо на него, — сказал я Тану, — а потом отверну в сторону и подставлю тебе его ребра.
Я пустил лошадей рысью, а потом, когда мы въехали в рощу акаций, разогнал до галопа. Прямо перед нами огромный самец буйствовал на усеянной обломками колесниц и телами лошадей прогалине. Он увидел нас и издал свой страшный рев, от которого кровь застыла у меня в жилах, а лошади прижали уши и снова попятились. Я натянул вожжи, взбодрил их, и мы помчались дальше.
Самец бросился на нас, как лавина, несущаяся по склону холма. Зрелище это было ужасное. Ярости и мукам его не было предела, но я мужественно правил лошадьми и не спешил разгонять их. Когда мы сблизились, я начал хлестать лошадей вожжами и дикими воплями перевел их на сумасшедший галоп. Одновременно резко свернул налево и открыл Тану бок слона. С расстояния менее двадцати шагов Тан быстро выпустил три стрелы. Все они вошли в просветы между ребрами чуть позади плеча и погрузились в тело на всю длину.
Самец снова заревел, но на этот раз в его реве слышалась смертельная боль. Потянулся к нам хоботом, но мы успели проскочить и ушли от удара. Я оглянулся. Он стоял в пыли позади нас. Потом снова взревел, и облако крови вырвалось из его хобота, как пар из носика чайника.
— Легкие! — закричал я. — Отлично сработано, Тан. Ты попал ему в легкие.
— Вот мы и нашли к нему ключик, — с восторгом ответил Тан. — Поехали назад. Я хочу пустить ему стрелу в сердце.
Я развернул колесницу, лошади еще были сильны и бодры.
— Давайте, красавицы, — крикнул я. — Еще разок, но! Смертельно раненный слон — еще не мертвый слон.
В будущем я узнаю, как сражаются за свою жизнь эти великолепные звери. Сейчас же он снова величественно и храбро бросился нам навстречу, и я невольно почувствовал к нему уважение. Даже в горячке охоты, в страхе за свою жизнь мне было стыдно причинять ему такие муки.
Может быть, именно поэтому я подвел лошадей слишком близко. Из уважения к противнику мне захотелось противопоставить его мужеству мое собственное. Когда уже было почти поздно, я отвернул лошадей, собираясь проскочить мимо под самым хоботом.
В этот момент внешнее от слона колесо разлетелось на кусочки. У меня засосало под ложечкой, когда я, как акробат, полетел по воздуху. Я не первый раз падал с колесницы и научился приземляться, как кошка. Ослабил удар, прокатившись по земле. Здесь было мягко, и трава росла густо, как матрац. Невредимый, я вскочил на ноги, ни на секунду не теряя сознания, и сразу увидел, что Тан приземлился совсем не так удачно. Он неподвижно лежал на земле.
Лошади были на ногах, но их мертвым якорем приковывала к себе разбитая колесница. Слон набросился на них. Клинок оказалась ближе к нему, и он сломал шею моей любимой кобылы одним ударом хобота. Она упала на колени. Слон пронзил толстым бивнем грудь Клинка и рывком поднял бьющееся животное в воздух.
Мне следовало бежать, пока самец расправлялся со своей жертвой, но Терпение оставалась невредимой. Я не мог покинуть ее. Слон почти отвернулся, его собственные уши, растопыренные, как паруса ладьи, скрыли меня от него, и он не заметил, как я подбежал. Я выхватил меч Тана из ножен в перевернутой колеснице и подскочил к Терпению.
Громадный самец тянул ее за собой за кожаные ремни упряжи, которые связывали с Клинком, но сама кобыла не пострадала, хотя кровь второй лошади забрызгала шею и холку. Она, разумеется, обезумела от ужаса, визжала и лягалась обеими задними ногами и чуть было не раскроила мне череп, когда я подобрался к ней. Я увернулся, но она задела копытом мою щеку.
Я стал рубить ремни из сыромятной кожи, которые привязывали ее к оглобле колесницы. Меч был острым, как бритва, и кожа легко поддавалась. Тремя добрыми ударами я освободил Терпение. Потом протянул руку, пытаясь ухватиться за гриву и вскочить ей на спину, но ужас настолько овладел лошадью, что она ускакала прочь, прежде чем я успел что-то сделать. При этом ударила меня плечом, и я тяжело повалился на землю у разбитой колесницы.
