Всего под горой было выбито четыре погребальных камеры, и во всех должны были остаться пустые гробы. Кроме них, там было три скрытых двери и два вертикальных ствола. По одному из них саркофаг нужно было поднять, по второму — опустить.
Прошло пятнадцать дней, пока саркофаг, пядь за пядью продвигаясь по этому лабиринту, занял наконец место последнего упокоения. Крыша и стены усыпальницы были расписаны мною со всем искусством и изобретательностью, какими боги наградили меня. На стенах вокруг царского гроба не было ни кусочка, который бы не сверкал красками и движением.
В разные стороны от усыпальницы уходили коридоры к пяти хранилищам сокровищ. Именно в этих хранилищах разместили мы погребальные сокровища, накопленные фараоном Мамосом за всю его жизнь и чуть было не разорившие Египет. Я часто спорил со своей госпожой и просил ее не зарывать эти богатства в землю, а пустить их на оплату расходов на войско, которое понадобится нам, чтобы изгнать тирана гиксоса и освободить народ нашей страны.
— Эти сокровища принадлежат фараону, — отвечала она. — Мы накопили здесь, в землях Куша, другие богатства. У нас много золота, рабов и слоновой кости. Этого будет достаточно. Пусть божественный Мамос получит свои драгоценности и золото. Я дала ему клятву.
Итак, на пятнадцатый день золотой саркофаг поместили в каменный, выбитый из цельного куска той же скалы. С помощью канатов и блоков мы подняли тяжелую крышку саркофага и опустили ее на место.
Царская семья, жрецы и вельможи вошли в усыпальницу, чтобы выполнить последние обряды.
Моя госпожа и царевич стояли во главе свиты у изголовья саркофага, а жрецы монотонно читали молитвы, заклинания и стихи из Книги Мертвых. От коптящего дыма светильников и дыхания множества людей в гробнице стало душно.
Затем я увидел в желтом свете светильников, как госпожа моя побледнела, и пот выступил у нее на лбу. Я протолкался через толпу придворных и подошел к ней в тот самый момент, когда она покачнулась и упала. Мне удалось поймать ее, и голова не ударилась о гранитную крышку саркофага.
Мы вынесли царицу из усыпальницы на носилках. На свежем горном воздухе она быстро пришла в себя, но я заставил ее провести остаток дня в постели.
В тот вечер, когда я готовил ей укрепляющий настой трав, Лостра тихо, задумчиво лежала в постели. Потом, выпив настой, шепнула мне:
— У меня было совершенно невероятное ощущение. Когда я стояла в усыпальнице фараона, я вдруг почувствовала, будто Тан находится где-то совсем рядом. Его рука, казалось, коснулась моего лица, а голос прошептал что-то. Тогда я и упала в обморок.
— Он навсегда останется рядом с тобой.
. — Да, я верю в это, — просто ответила она.
Хотя тогда я и не заметил этого, теперь понимаю, что именно в тот день, когда мы положили Тана в гроб, жизнь начала угасать в Лостре; радость словно покинула ее, ей больше не хотелось жить.
НА СЛЕДУЮЩИЙ день я вернулся в царскую усыпальницу с каменщиками и отрядом рабов для того, чтобы запечатать двери и проходы и поставить ловушки, которые будут охранять погребальную камеру.
Удаляясь от усыпальницы по лабиринту коридоров, мы хитроумно замуровывали тайные двери каменной кладкой и штукатуркой и рисовали фрески на свежих стенах. Мы запечатали отверстия вертикальных стволов, чтобы они не отличались от пола или потолка.
Я наладил камнепады, которые приводились в действие качающейся каменной плитой, и забил вертикальные стволы древесиной. За столетия дерево сгниет, плесень пожрет его, распространяя ядовитые испарения, которые удушат всякого, кто вторгнется в лабиринт и станет приближаться к потайной двери.
Однако прежде чем приступить к этой работе, я вошел в погребальную камеру, чтобы попрощаться с Таном.
В руках я нес длинный сверток. В последний раз пришел я к царскому саркофагу; отослав рабочих, я должен был последним оставить гробницу. После меня вход в погребальную камеру будет запечатан.
Когда я остался один, развернул сверток. Из него достал длинный лук, Ланату. Тан назвал его в честь моей госпожи, и я сам сделал для него этот лук. Это будет последний подарок от нас обоих. Я положил его на запечатанную крышку гроба.
В свертке остался еще один небольшой предмет. Это была деревянная статуэтка ушабти, которую я вырезал своими руками. Я поставил ее у подножия саркофага. Когда я работал над ней, то расставил вокруг себя три медных зеркала, чтобы как следует изучить свою внешность и верно ее изобразить. Эта миниатюрная кукла была маленьким Таитой.
На ее основании я написал: «Мое имя Таита, я врач и поэт. Я архитектор и философ. Я твой друг. Я отвечу за твои проступки».
Покидая усыпальницу, я остановился в последний раз у входа и оглянулся на саркофаг.
— Прощай, старина. Я стал богаче благодаря тому, что знал тебя. Жди нас по ту сторону мира.
НА ЗАВЕРШЕНИЕ работ в царской гробнице потребовалось много месяцев. Мы постепенно отступали по лабиринту каменных коридоров, и я лично осматривал каждую запечатанную дверь и каждую ловушку, установленную позади нас.
Я остался один, так как госпожа моя и царевич отправились в горы, в крепость Престера Бени— Джона. Они пошли туда со всем двором, чтобы подготовиться к свадьбе Мемнона и Масары. Гуи тоже отправился с ними выбирать лошадей в эфиопских табунах, которые причитались нам за взятие Адбар Сегеда и освобождение Масары.
Когда же работы в гробнице завершились и работники мои запечатали внешний вход в склоне скалы, я тоже отправился в горы по холодным и ветреным перевалам. Мне не хотелось пропустить свадебный пир, а в путь я пустился с опозданием. Работы потребовали больше времени, чем я ожидал. Я ехал верхом по тропам и гнал лошадей так быстро, как только позволяли горы.
Я прибыл во дворец Престера Бени-Джона за пять дней до свадьбы и направился прямо в ту часть крепости, где остановились моя госпожа и ее свита.
— Я не улыбалась с тех пор, как видела тебя в последний раз, Таита, — вместо приветствия сказала она. — Спой мне. Расскажи мне сказку. Рассмеши меня.
Задача оказалась не из легких, так как печаль глубоко проникла в ее душу. Да и я, по правде говоря, не мог похвастаться весельем и беззаботностью. Я почувствовал, что не только горе мучает ее. Очень скоро мы оставили попытки развеселиться и стали обсуждать государственные дела.
Брак этот, возможно, и был браком по любви, встречей двух душ, благословленной богами, однако для всех союз Мемнона и Масары был царской свадьбой и, соответственно, союзом двух народов. Нужно было подготовить и подписать подходящие соглашения, принять решения о размерах приданого и торговле между царем царей и правителем Аксума и царем Египта, увенчанным двойной короной обоих царств.
Как я и предвидел, госпожу мою не радовало то, что сын берет в жены женщину другого народа, другой расы.
