Полученных за продажу патентов денег хватило ненадолго. Я экономила, как только могла, но медицинское обслуживание стоило дорого. Врачи, лекарства… мне и в голову не приходило, что это требует таких средств. А теплая одежда, газ, продукты… У Керли из-за плохого кровообращения постоянно мерзли ноги, а на уголь просто не хватало средств. Зимой он часто болел. Ему удалось получить работу на фабрике, а потом, через несколько месяцев, его уволили из-за частых неявок. Устроиться где-то еще не получалось. Денег не было, а счета все время росли.
Мне как раз исполнилось шестнадцать, когда у Керли случился приступ. Я побежала за врачом. Мы задолжали доктору Симмонсу больше двадцати фунтов, но он никогда не отказывал нам в помощи. Войдя в комнату, мы увидели, что Керли застрелился из старого дробовика. Я много раз пыталась продать ружье, чтобы купить хлеба, а Керли упорно не желал с ним расставаться. Только тогда, стоя у забрызганной кровью и кусочками мозга стены, я поняла, почему он так упрямился. Потом его унесли, а я долго оттирала пятно на полу.
Леон чувствовал, как содрогается Ева в беззвучных рыданиях. Слова утешения не приходили, и он лишь обнял ее крепче и поцеловал в макушку.
— Ну хватит, хватит. Довольно об этом. Не надо так себя мучить.
— Нет, Баджер. Слишком долго все копилось. Слишком долго я все держала в себе. Теперь наконец-то мне есть кому открыться. Я чувствую облегчение, как будто моя кровь очищается от яда. — Она отстранилась и, заглянув в его глаза, увидела боль. — Ох, прости, я такая эгоистка. Даже не подумала, каково тебе это выслушивать. Все, умолкаю.
— Нет. Если тебе от этого легче, продолжай. Нам обоим тяжело, но только так я могу лучше узнать и понять тебя.
— Ты — моя опора.
— Я слушаю.
— Потерпи еще немного. В общем, я осталась одна и почти совсем без денег — они ушли на похороны. Не зная, к кому обратиться, я работала на фабрике, где платили по два шиллинга в день. У Керли был друг, с которым они играли в шахматы. Его жена предложила мне пожить у них. Я отдавала им все, что зарабатывала, помогала присматривать за детьми.
Однажды меня навестила незнакомая женщина, очень элегантная и красивая. Сказала, что была детской подругой моей матери, а потом жизнь развела их. Объяснила, что лишь недавно узнала о постигшем меня несчастье и теперь хочет помочь мне в память о давней дружбе. Она сразу мне понравилась, так что я без колебаний отправилась с ней.
Звали ее миссис Райан, и в Лондоне у нее был очень красивый дом. Она дала мне одежду, выделила комнату. Ко мне стал приходить учитель. Сама миссис Райан дважды в неделю обучала меня этикету. Кроме того, я занималась танцами, музыкой и верховой ездой. У меня даже была своя лошадка, Гиперион. Удивляло только, что миссис Райан уделяла особое внимание немецкому и была в этом вопросе очень требовательна. Преподаватели занимались со мной шесть раз в неделю, по два часа в день. Я читала немецкие газеты и обсуждала их с моими наставниками. Читала труды по истории Германии от времен Римской империи до настоящего времени. Штудировала книги Себастьяна Бранта, Иоганна фон Гете и Ницше. Через год я вполне могла сойти за немку.
Миссис Райан относилась ко мне по-матерински и, как оказалось, много знала о нашей семье. Она часто рассказывала такое, о чем я и не догадывалась. Например, о том, как обманули Керли, о графе фон Мирбахе. О нем мы говорили особенно часто. Миссис Райан считала, что именно он виновен в смерти моего отца. Ни разу еще не увидев графа фон Мирбаха, я уже прониклась ненавистью к нему, и миссис Райан поддерживала это чувство, как поддерживают огонь, не давая пламени ослабнуть и постоянно подбрасывая свежие веточки. Я знала, что она занимает какой-то ответственный пост в правительстве, но долгое время не понимала, чем именно она занимается. Мы много говорили о том, как нам повезло родиться в такой цивилизованной стране, быть подданными благородного монарха и гражданами самой могущественной империи. Миссис Райан внушала мне, что служение королю и отечеству — почетный долг и великая честь. Что каждый обязан готовиться к возможным испытаниям, что патриотизм требует от нас жертв.
Ее слова запали мне в душу. Я работала все усерднее и усерднее. С мужчинами мне встречаться не позволялось, за исключением прислуги и преподавателей, и я долго не сознавала своей красоты, не представляла, что некоторые считают меня неотразимой.
Она вдруг остановилась и, словно спохватившись, покачала головой:
— Извини, Баджер. Это так нескромно с моей стороны.
— Но это правда, — возразил он. — Ты невероятно красива. Пожалуйста, продолжай.
— Красота и уродство — игра случая. Разница между ними только в том, что красота со временем увядает и становится еще одной формой уродства. Я не придаю своей красоте никакого значения, но другие видят только ее. Красота была одной из трех причин, почему выбор пал именно на меня. Вторая причина — моя сообразительность.
— А третья?
— Я претерпела несправедливость и жаждала мести.
— У меня от твоих слов просто мурашки бегут по коже.
— К моему девятнадцатому дню рождения портниха сшила роскошное бальное платье. Когда я примеряла его в первый раз, рядом со мной стояла миссис Райан. Мы вместе смотрели в зеркало. «Ты очень красивая, Ева, — сказала она. — Ты стала такой, какой мы хотели тебя видеть». Прозвучало это как-то грустно… я тогда не обратила внимания, потому что не представляла, какое будущее меня ждет. Потом миссис Райан улыбнулась, и вся ее грусть сразу рассеялась. «У меня для тебя подарок», — добавила она. — Ева рассмеялась. — Странный день рождения получился. Миссис Райан вызвала кеб, и мы поехали в Уайтхолл, где находятся правительственные здания. У одного из них нас встречали четверо мужчин. Я ожидала, что будет много молодых людей, но нет, были только эти четверо, самому младшему из которых перевалило за сорок. Трое в военной форме, все в медалях, звездах — наверно, какие-то генералы. Четвертый, единственный в штатском платье, черном сюртуке с высоким воротом, был очень худой и с виду суровый. Миссис Райан представила его как мистера Брауна.
Мы сели за большой круглый стол посредине комнаты. С потолка над ним свисала громадная люстра, на стенах — огромные картины с изображением батальных сцен. Помню, что одна была посвящена гибели Нельсона на палубе «Виктории» при Трафальгаре, а на другой Веллингтон и его свита наблюдали за атакой наполеоновских гусар при Катр-Бра. На галерее играл оркестр, и офицеры по очереди танцевали со мной. При этом они расспрашивали меня, как преступницу в тюрьме.
Я так нервничала, что растеряла весь аппетит и не помнила, что мы там ели. Слуга налил в бокал шампанского, но миссис Райан предупредила меня, и я не сделала ни глотка. В конце обеда мужчины посовещались о чем-то и, похоже, пришли к какому-то решению. По крайней мере лица у них были довольные. Потом мистер Браун произнес речь о долге и патриотизме. На этом мой праздник и закончился.
Через два дня я снова встретилась с мистером Брауном при менее торжественных обстоятельствах. Разговор состоялся в небольшом душном кабинете, уставленном каталожными шкафчиками. Он сказал, что мне оказана высокая честь, что я избрана для выполнения ответственного и деликатного задания, имеющего непосредственное отношение к обеспечению безопасности нашей любимой родины. Над континентом, мол, собираются тучи новой войны, и вскоре вся Европа будет объята пламенем. Я слушала и не понимала, какое отношение все это имеет ко мне. А потом он произнес имя фон Мирбаха. Сказал, что мне выпал редкий шанс не только послужить королю и империи, но воздать по заслугам тому, кто свел в могилу моего отца. Все, что от меня потребуется, — это добывать информацию, которая имеет жизненное значение для интересов Британии.
