Леон выпрямился. В ушах еще звенело после залпа. Несколько секунд он стоял неподвижно, не находя в себе сил дотронуться до несчастного, из страшных ран которого вытекала кровь. Казалось, на нем не осталось живого места. Пострадало все: плечо, рука, живот, бедра.
— Он жив? — спросила Ева, вопреки указаниям поспешившая к месту трагедии. — Жив или мертв?
— По-моему, понемногу того и другого, — хмуро ответил Леон.
Ее голос вывел его из оцепенения. Передав ружье подбежавшему Маниоро, он опустился на колени, вынул из ножен кинжал и начал резать залитую кровью шуку.
— Господи, он порвал его в клочья! Тебе придется помочь мне. Знаешь, как оказывать первую помощь?
— Да. — Ева опустилась рядом с ним. — Я прошла курс подготовки. — Даже в этой ситуации она не потеряла присутствия духа и самообладания. — В первую очередь нужно остановить кровотечение.
Стащив с графа шуку, Леон торопливо порвал ее на полосы. Они быстро наложили жгуты на разорванное бедро и пожеванную руку графа, потом перевязали остальные раны.
Наблюдая за Евой, Леон отметил, что работает она проворно и аккуратно, не выказывая отвращения, хотя и перепачкалась в крови по локоть.
— А ты знаешь, что делаешь. Где научилась?
— Я могла бы спросить о том же.
— Основы постигал в армии, — ответил он.
— Я тоже.
Леон удивленно посмотрел на нее:
— В германской армии?
— Когда-нибудь я, может быть, и расскажу тебе о себе, а пока нам лучше не отвлекаться. — Она вытерла руки о юбки, оценила критическим взглядом результаты и покачала головой: — От ран он, возможно, и не умрет, а вот инфекция и отмирание тканей — опасность более серьезная.
— Ты права. Когти и клыки льва страшнее отравленной стрелы. На них всегда остаются гниющая плоть и засохшая кровь, а это рассадники микробов, маленьких друзей доктора Джозефа Листера. Графа необходимо срочно доставить в Найроби. Там ему по крайней мере сделают горячую йодную ванну.
— Прежде чем переносить графа, нужно сделать что-то с ранами на животе. Если мы поднимем его сейчас, внутренности просто вывалятся. Ты можешь наложить швы? — спросила она.
— Даже не знаю, с чего начать. Тут работа для хирурга. Сейчас мы только перевяжем его потуже и будем надеяться на лучшее.
Живот перевязали, точнее, стянули длинными полосками шуки. Поглядывая на Еву, Леон ожидал проявления хоть каких-то эмоций. Скорби он определенно не заметил. Испытывала ли она к графу хоть какие-то чувства? Ответа не было — Ева работала с профессиональной отстраненностью, намеренно избегая встречаться с ним взглядом.
Перемотав графа, они смогли наконец положить его на щит. Шесть морани, подняв ношу, побежали к соленому озеру, где стояла «Бабочка». Там под руководством Маниоро носилки втиснули в кабину и закрепили, привязав к болтам. Леон посмотрел на Еву. Бледная и растрепанная, в перепачканных кровью и пылью юбках, она склонилась над фон Мирбахом.
— Боюсь, граф не выкарабкается. Слишком большая кровопотеря. Разве что док Томпсон сотворит чудо, если мы сумеем доставить раненого в Найроби вовремя.
— Я с тобой не полечу, — тихо сказала Ева.
Он уставился на нее в полнейшем изумлении. Поразили его не только слова, но и язык, на котором она произнесла их.
— Ты говоришь по-английски! У тебя акцент джорди.
Мягкие модуляции приятно ласкали слух.
— Да. — Она печально улыбнулась. — Я из Нортумберленда.
— Не понимаю.
Ева отбросила упавшие на глаза волосы и тряхнула головой.
— Ты и не поймешь. О Господи! Ты ничего обо мне не знаешь, а я ничего не могу тебе рассказать… пока.
— Скажи хотя бы одно! Что ты чувствуешь к графу? Ты любишь его?
Глаза ее расширились и потемнели от ужаса.
— Люблю? — Она горько усмехнулась. — Нет, я не люблю Отто фон Мирбаха. Я ненавижу его всем сердцем.
— Тогда почему ты здесь, с ним? Почему не оставишь его? Почему так себя ведешь?
— Ты солдат, Баждер. Как и я. Ты знаешь, что такое долг и патриотизм. — Она глубоко вздохнула, переводя дыхание. — Теперь все. С меня хватит. Я не могу так больше. И в Найроби не вернусь, потому что если вернусь, то уже никогда не смогу вырваться.
— Вырваться? Кто тебя держит?
— Те, кто завладел моей душой.
— Куда ты пойдешь?
— Не знаю. Куда-нибудь, где можно спрятаться, где меня никто не сможет найти. — Она потянулась к нему и взяла за руку. — Я думала о тебе, Леон. Надеялась, что ты сумеешь найти такое убежище. Место, куда мы смогли бы убежать вместе.
— А как же Отто? — Он указал на лежащее между ними окровавленное тело. — Его нельзя просто оставить здесь умирать, что и случится, если не поспешить.
— Нельзя, — согласилась Ева. — Каковы бы ни были мои чувства, мы должны оказать ему помощь. Укажи место, где я смогу укрыться. Оставь там. Вернешься потом, когда сможешь. Другого шанса вернуть свободу не представится.
— Свободу? Разве сейчас ты не свободна?
— Нет. Я пленница обстоятельств. Ты ведь не думаешь, что я по собственной воле стала тем, чем стала, тем, чем меня сделали?
— Кто ты? И чем ты стала?
— Я стала продажной девкой, самозванкой, лгуньей и мошенницей. Я попала в когти чудовища. Когда-то я была такой же, как ты — добродетельной, искренней, невинной, — и теперь хочу снова стать такой же. Ты примешь меня? Такой, какая есть, грязной и испорченной?
— Боже, Ева, о большем я не могу и мечтать. Я полюбил тебя с того момента, как впервые увидел.
— Тогда… не спрашивай больше ни о чем. Умоляю тебя. Спрячь меня здесь. Доставь Отто в Найроби. Если кто-то спросит обо мне — кто бы то ни было, — не говори, где я. Отвечай, что пропала. Оставь Отто в госпитале. Если выживет, его отправят в Германию. Возвращайся ко мне, как только сможешь. И тогда я все объясню. Сделаешь так? Видит Бог, у тебя нет на то никаких причин, если только ты не доверяешь мне.
— Ты знаешь, что доверяю, — негромко сказал он и, повернувшись, крикнул: — Маниоро! Лойкот! — Масаи ожидали неподалеку. Распоряжения были коротки и четки. На все ушло не больше минуты. Отдав указания, Леон снова обратился к Еве: — Отправляйся с ними. Делай все, что они скажут. Ты можешь им доверять.
— Знаю. Но куда они отведут меня?
— На гору Лонсоньо. К Лусиме, — ответил он.
Ее фиалковые глаза озарились надеждой.
— На нашу гору? О, Леон, едва увидев ее, я поняла, что эта гора имеет для нас какое-то особенное значение.
Пока они разговаривали, Маниоро нашел портплед с личными вещами Евы, вытащил его из багажного отделения аэроплана, передал стоявшему внизу Лойкоту и спрыгнул на землю. Оставшись одни, Леон и Ева молча посмотрели на друг на друга. Он подался к ней, и она не колеблясь шагнула в его объятия. Тела слепились так крепко, будто некая сила желала сплавить их в единое целое. Ее дрожащие губы коснулись его щеки.
