— Иногда им надоедают бифштексы, — подтрунил он над ним, — и тогда они выбирают цыпленка или барашка.
Альфонсо покачал головой. В то, что африканец может устать от мяса, просто невозможно было поверить.
— А сколько зарабатывает чернокожий в Южной Африке? — спросил он.
— Около пятисот рэндов в месяц, если это обычный неквалифицированный рабочий, но там много и черных миллионеров.
Пятьсот рэндов было больше, чем человек зарабатывал в Мозамбике за год, и это еще, если ему вообще посчастливится найти работу. А миллион — это была такая цифра, которая просто выходила за пределы воображения Альфонсо.
— Пятьсот рэндов. — Он удивленно покачал головой. — А разве им платят в рэндах, а не в бумажных эскудо или зимбабвийских долларах? — взволнованно спросил он.
— В рэндах, — подтвердил Шон.
В сравнении с другими африканскими валютами рэнд был так же надежен, как золотой соверен.
— И в магазинах полно товара, товара, который человек может купить на свои рэнды? — подозрительно спросил Альфонсо.
Ему было трудно представить полки, полные товаров, предназначенных для продажи, исключая шеренги трогательных бутылок с местной газированной водой и пачки дешевых сигарет.
— Все, что хочешь, — заверил его Шон. — Мыло и сахар, растительное масло и консервированная кукуруза.
Для Альфонсо все это было позабытой роскошью.
— Сколько хочу? — переспросил он. — И никаких карточек?
— Столько, за сколько сможешь заплатить, — снова заверил его Шон. — А если твой живот набит до отказа, то ты можешь купить туфли, костюмы, галстуки, транзисторные приемники или темные очки…
— А велосипед? — взволнованно спросил Альфонсо.
— Только люди из самых низов ездят на велосипедах. — Шон улыбнулся, наслаждаясь сам собой. — Остальные раскатывают на машинах.
— У черных есть собственные машины?
Это Альфонсо обдумывал довольно долго.
— А для такого человека, как я, там найдется работа? — спросил он очень застенчиво, что было вовсе не в его характере.
— Для тебя? — Шон сделал вид, что задумался, а Альфонсо покорно ждал его приговора. — Для тебя? — повторил Шон. — У моего брата золотые рудники. Ты смог бы стать бригадиром уже через год. А через два — вырасти до начальника смены. Я могу устроить тебе работу в тот же день, как ты прибудешь на копи.
— А сколько получает бригадир?
— Тысячу, две тысячи в месяц, — пообещал Шон. Альфонсо был поражен. В РЕНАМО ему платили примерно один рэнд в сутки, причем в мозамбикских эскудо.
— Да, я бы не прочь стать бригадиром, — задумчиво пробормотал он.
— А разве хуже быть сержантом РЕНАМО? — продолжал подшучивать над ним Шон.
Альфонсо иронически рассмеялся.
— Конечно, в Южной Африке ты не сможешь голосовать, — продолжал разыгрывать его Шон. — Право голоса имеют только белые.
— Голосовать? Что значит голосовать? — спросил Альфонсо, но потом сам ответил на свой вопрос: — В Мозамбике у меня тоже нет права голоса. Никто не голосует в Замбии, Зимбабве, Анголе, Танзании. Никто не голосует в Африке, разве что пожизненно выберут президента, да однопартийное правительство. — Он покачал головой и фыркнул. — Право голоса? Ты не можешь съесть право голоса. Или надеть его, или поехать на нем на работу. За две тысячи в месяц и за полный живот ты можешь забрать мое право голоса себе.
— В любое время, когда окажешься в Южной Африке, заходи навестить меня. — Шон потянулся и посмотрел на небо.
Уже можно было различить кроны деревьев. Вот-вот должен наступить рассвет. Они загасили окурки и поднялись с земли.
— Я должен тебе кое-что сказать, — прошептал Альфонсо. Его изменившийся тон сразу привлек внимание Шона.
Он снова присел на корточки и взглянул на шантана. Альфонсо смущенно прочистил горло.
— Мы прошли с тобой вместе долгий путь, — пробормотал он.
— Долгий тяжелый путь, — согласился Шон, — но уже виден конец. В это же время завтра…
Он не стал продолжать, а Альфонсо долго не отвечал.
— Мы с тобой сражались плечом к плечу, — наконец сказал Альфонсо.
— Как львы, — подтвердил Шон.
— Я называл тебя Баба и Нкози Какулу.
— И я этим гордился, — формально ответил Шон. — А я называл тебя другом.
Альфонсо в темноте кивнул головой.
— Я не могу позволить тебе перейти границу Зимбабве, — сказал он с внезапной решимостью.
Шон перенес тяжесть тела на пятки.
— Это почему же?
— Помнишь Катберта? — спросил Альфонсо, и Шону потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить это имя.
— Катберт… а, ты имеешь в виду того, с авиабазы Большая скала. Того, что помог нам провести операцию?
Казалось, все это было так давно.
— Племянник генерала Чайны, — кивнул Альфонсо. — Именно о нем я и говорю.
— Сэмми Дэвис-младший, — улыбнулся Шон. — Такой холодный равнодушный кот. Да, я хорошо его помню.
— Генерал Чайна разговаривал с ним по радио. В то самое утро с базы хеншо, после нашей победы. Я был в бункере, в соседней комнате и слышал все, что он говорил.
Шон почувствовал, как по его спине пробежал холодок, а кончики волос на затылке начало покалывать.
— И что же Чайна ему сказал? — спросил он, боясь услышать ответ.
— Он приказал Катберту дать знать зимбабвийцам, что это ты совершил налет на базу Большая скала и украл индеки, полный ракет. Он велел Катберту сообщить им, что ты собираешься вернуться в Зимбабве через долину Хондо, в районе миссии Святой Марии, и что они должны поджидать тебя именно там.
У Шона закрутило в животе, и довольно долго он не мог прийти в себя от размеров и коварства расставленного ему Чайной капкана. В этом была просто-таки дьявольская жестокость. Позволить им поверить, что они наконец свободны, дать им почувствовать, что все опасности позади, когда на самом деле они двигались навстречу такой участи, какую не мог бы уготовать им и сам Чайна.
Ярость высшего командования Зимбабве не будет знать границ. У Шона был зимбабвийский паспорт, документ довольно удобный, но который сразу же превратит его в предателя и убийцу, который не может ожидать никакой помощи со стороны. Он тут же будет передан в знаменитую зимбабвийскую Центральную разведывательную организацию и направлен в пыточные подвалы тюрьмы Чикаруби, откуда живым он уже никогда не выйдет. Джоба, невзирая на его ранение, ждет та же участь.
Даже Клодия, хотя она и является американской гражданкой, больше попросту не существует. Прошло уже несколько недель, как было объявлено о ее пропаже. К этому времени интерес к этому случаю угаснет даже в американских посольствах в Хараре и Претории. Она, как и ее отец, будет считаться погибшей и не сможет рассчитывать на какую-либо защиту. То есть, она так же уязвима, как и все они.
