Болота просто кишели птицами. Выпи и пугливые ночные цапли прятались в тростниках, маленькие шоколадные яканы плясали на плавающих листьях кувшинок, гигантские цапли охотились за рыбой у берегов заводи. В небе хлопали крыльями сотни пеликанов, белых цапель, больших бакланов и змеешеек; среди огромных стай диких уток можно было насчитать с дюжину разных видов.
Зной все нарастал; солнечные лучи били прямо в лицо, отражаясь от поверхности воды, и рубашки белых мужчин скоро насквозь промокли от пота. Кое-где глубина воды не превышала нескольких дюймов, и тогда приходилось вылезать из лодки и тащить ее волоком до ближайшей заводи, продираясь через спутанные стебли тростника по колено в вонючей черной жиже.
На отмелях отпечатки слоновьих ног в слое ила походили на небольшие круглые кратеры, заполненные водой. След старого слона уводил их все глубже и глубже в болота, но каноэ быстро скользило по заводям и каналам. Шон занял на некоторое время место кормчего, но скоро Пумуле надоели его неуклюжие толчки, и он отобрал у него багор.
В каноэ мог лечь только один человек; этой ночью в нем спал Рикардо. Остальные сидели по пояс в болотной грязи, прислонившись к борту, и пытались заснуть, насколько позволяли огромные тучи москитов.
Ранним утром следующего дня, наконец вытянув ноги из слякоти, Шон обнаружил на своих голых икрах множество черных пиявок. Мерзкие твари, раздувшиеся от выпитой крови, плотно присосались к его коже. Шону пришлось потратить немного драгоценной соли, чтобы избавиться от них. Просто так отдирать их было нельзя, остались бы ранки, в которые пиявки уже впрыснули вещество, препятствующее свертыванию; они бы долго кровоточили, и дело могло кончиться заражением. Щепотка соли заставила пиявок отлепиться, они упали, извиваясь в агонии, оставив на коже лишь небольшие следы от укусов.
Расстегнув штаны, Шон увидел, что пиявки заползли даже в щель между ягодицами и черными гроздьями свисали с мошонки. Содрогнувшись от омерзения, он принялся посыпать их солью. Рикардо, с интересом наблюдая за ним из безопасного места, весело заметил:
— Эй, Шон, небось впервые в жизни не рад, что там оказался чей-то рот!
* * *
Шон воткнул багор в болотный ил и придерживал его, пока Матату, вскарабкавшись на него по-обезьяньи, всматривался вдаль. Спустившись, он объявил:
— Я вижу острова. Мы уже близко. Будем там до полудня. Если Тукутела нас не почуял, то он на одном из островов.
Шон не раз летал над этим краем и изучал его карту; он знал, что острова тянулись цепочкой от болот до самого русла Замбези.
Они волокли каноэ по отмелям — Шон тянул нейлоновый канат, привязанный к носу суденышка, а Матату и Пумула толкали корму. Рикардо попытался было помочь, но Шон заявил ему:
— Расслабься, Капо. Я хочу, чтобы ты как следует отдохнул перед встречей с Тукутелой. Ты просто обязан быть на высоте.
Наконец над стеной папируса показались лохматые пальмовые листья. Дно вдруг резко ушло вниз, и Шон оказался по шею в воде. Он влез в каноэ, уцепившись за борт; все остальные последовали за ним. Пумула толчками багра направил лодку к первому острову. Растительность там была такой густой, что ветви нависали над водой, и им пришлось продираться через них к берегу.
Земля, вымытая нескончаемыми ливнями, была серой и сухой, но все равно было приятно почувствовать твердую почву под ногами. Шон развесил на просушку их вымокшую одежду и снаряжение, пока Матату обследовал остров. Когда он вернулся, вода в котелке как раз вскипела.
— Да, — кивнул он Шону. — Тукутела был здесь вчера утром, когда мы выходили из деревни, но теперь успокоился. На него снизошел мир реки, и он спокойно пасся здесь и ушел с острова сегодня на рассвете.
— Куда он направился? — спросил Шон.
— Рядом есть другой остров, побольше.
— Пошли на разведку.
Шон налил Рикардо чаю и оставил его с Пумулой, а сам отправился с Матату по кромке северного берега; они продирались сквозь непроходимый кустарник, пока не нашли самое высокое дерево на острове.
Добравшись до вершины, Шон устроился в развилке, обломил несколько веток, закрывавших обзор, и перед ним открылась картина грандиозного опустошения.
С высоты шестидесяти футов окрестности просматривались до расплывчатой линии горизонта. Островок находился посреди Замбези; ее зеленые воды, блестевшие, как матовое стекло, расстилались необозримо далеко, так что огромные деревья на дальнем берегу сливались в узкую черную ленту, отделявшую зелень воды от высокой гряды плоских кучевых облаков, паривших в синем африканском небе. Замбези текла так стремительно, что водовороты и встречные потоки без конца рябили ее поверхность. Плавучие островки болотной травы, крутясь, уносились вдаль по течению; их же остров с высоты казался ему едва ли больше. Шон представил себе, каково пересекать эту неукротимую реку в утлом каноэ. В любом случае пришлось бы сделать несколько рейсов, чтобы переправить всех, и Шон тут же отказался от этой мысли. Возможен лишь один путь — назад.
Он сосредоточился на цепочке островов, которые торчали, как часовые, охраняющие родную реку и окрестные болота. Ближайший остров был в трехстах метрах; проток между островами зарос тростником, водяными гиацинтами и кувшинками. Ярко-голубые цветы водяных лилий как будто фосфоресцировали на зеленой глади воды, и даже на такой высоте Шон различал их аромат.
Вскинув бинокль, Шон внимательно изучил проток и берег соседнего острова — даже слон мог затеряться в этом бескрайнем ландшафте, где смешались вода и суша.
Внезапно он напрягся: далеко внизу кто-то неповоротливо и тяжело шевелился в зарослях тростника, и Шон заметил отблеск солнца на мокрой коже. Его возбуждение тут же угасло, живот свело от разочарования — над болотной поверхностью показалась широкая бесформенная голова бегемота.
Окуляры бинокля позволяли Шону разглядеть розоватые свиные глазки и щетину в непропорционально маленьких ушах зверя. Бегемот тряс ими, как птица крыльями, и капли воды, сверкающие, как бриллиантовая пыль, создавали ореол вокруг его огромной головы. Он брел по болоту, переходя от одной заводи к другой и останавливаясь лишь затем, чтобы испустить внушительную струю жидкого помета, который тут же разбрызгивал мощными ударами кургузого хвоста. Эти залпы приминали стебли тростника, и за грузным животным оставалась широкая колея.
Шон с облегчением наблюдал, как бегемот проследовал к ближайшей заводи и погрузился под воду. Прогнивший каркас каноэ явно был плохой защитой от огромной пасти с тяжелыми кривыми клыками.
Наконец Шон взглянул в сторону Матату, примостившегося в соседней развилке, и маленький ндороб кивнул ему:
— Он уходит. Нам тоже нужно уходить.
Они спустились на землю и вернулись туда, где оставили Рикардо. Путешествие, проделанное в каноэ, и здоровый сон придали ему сил. Он не мог усидеть на месте, с волнением ожидая начала охоты. Именно таким Шон знал его прежде.
