— Почему? — спросила тихо, не глядя в его сторону; он подошел к ней и встал на колени у ее ног. — Ты хочешь, чтобы я родила тебе ребенка, тогда почему же ты не можешь жениться на мне?
— Белла, поверь, больше всего на свете я хотел бы быть твоим мужем и отцом нашего ребенка, но…
— Тогда почему? — повторила почти машинально.
— Любимая, прошу тебя, выслушай меня. Не говори ничего, пока не выслушаешь меня до конца.
Теперь она подняла глаза и взглянула ему в лицо.
— Дело в том, что девять лет назад в Майами я женился на кубинской девушке.
Изабелла содрогнулась и закрыла глаза.
— Этот брак был обречен с самого начала. Мы прожили вместе всего несколько месяцев перед тем, как расстаться, но мы оба католики… — Замолчал и дотронулся до ее бледной щеки. Она отстранилась, и он тихо вздохнул. — Я все еще женат на ней.
— Как ее зовут? — спросила Изабелла, не открывая глаз.
— Зачем тебе это?
— Я хочу знать. — Ее голос стал тверже.
— Натали.
— А дети?
— Детей у нас нет. Твой ребенок будет моим первенцем. — Он видел, как ее щеки вновь порозовели. Через минуту она открыла глаза, но они были полны такого отчаяния, что из синих превратились в черные.
— О Рамон! Что же нам теперь делать?
— Я уже начал предпринимать все, что в моих силах. Когда мы вернулись из Испании, еще до того, как ты рассказала мне о ребенке, я уже тогда знал, что ты должна стать моей женой, и я добьюсь этого, чего бы мне ни стоило.
— О Рамон! — Она смахнула ресницами набежавшую слезу и стиснула его руки.
— Натали все еще живет в Майами со своей семьей. Мне удалось связаться с ней. Мы несколько раз разговаривали по телефону. Она очень набожна. Она заявила, что ничто на свете не заставит ее развестись со мной.
Изабелла, не отрываясь, смотрела на него, а при этих словах горестно покачала головой.
— Я звонил ей три вечера подряд. И мы, наконец, нашли нечто более важное для нее, чем ее духовник и сам господь Бог.
— И что же это?
— Разумеется, деньги, — сказал он с ноткой презрения в голосе. — У меня еще сохранилась большая часть денег, которые я выиграл во время той стрельбы по голубям. И она, наконец, согласилась за пятьдесят тысяч долларов переехать в Рино и подать там на развод.
— Любимый мой! — прошептала Изабелла; радость вновь засияла в ее глазах. — Слава Богу! Когда же? Когда она поедет туда?
— В этом-то и загвоздка. Придется подождать. Я не могу слишком ее торопить. Я хорошо знаю Натали. Если она пронюхает что-то про тебя и догадается, зачем мне нужен развод, то выжмет из нас все соки. Обещала поехать в Рино в начале следующего месяца. Говорит, что должна позаботиться о работе и о своей семье. У нее больная мать.
— Все это понятно, — нетерпеливо перебила его Изабелла. — Но сколько времени все это займет?
— В штате Невада существует определенный порядок, связанный с цензом оседлости. Ей нужно будет прожить в Рино три месяца, чтобы получить развод.
— К тому времени я буду уже на шестом месяце. — Изабелла задумчиво грызла костяшки собственных пальцев, затем выражение ее лица изменилось. — Послушай, ведь мы же с отцом скоро должны улететь в Кейптаун. Боже, Рамон, какая получается путаница!
— Ты не можешь вернуться в Кейптаун, — решительно заявил Рамон. — Я не смогу жить без тебя, к тому же скоро все твои близкие и друзья заметят, что ты беременна.
— Так что же мне делать?
— Остаться со мной, пока я не получу развода. Я слишком люблю тебя, чтобы дать тебе уехать. И я не хочу пропустить ни дня из жизни моего сына.
Она, наконец, смогла улыбнуться.
— Значит, это точно будет сын?
— Конечно. — Он кивнул с деланной серьезностью. — Нужно же кому-то передать титул. Ну что, Белла, ведь ты останешься со мной, да?
— Но что же я скажу отцу и бабушке? Ладно, папу я как-нибудь уговорю, но вот бабушка!..
— Изабелла закатила глаза. — Сантэн Кортни-Малькомесс — это наш семейный дракон. Она извергает пламя и пожирает свои жертвы с потрохами, так что даже костей не остается.
— Ну что ж, я укрощу вашего дракона.
— А знаешь, я думаю, что у тебя может получиться. — Изабелла почувствовала огромное облегчение, ее охватило легкомысленное веселье. — Ибо если кому-то и удасться покорить бабулю, так это будешь именно ты, дорогой.
* * *
То, что Сантэн Кортни-Малькомесс находилась в шести тысячах миль отсюда, несколько облегчало ее задачу. Изабелла готовила почву с величайшей тщательностью. Сперва она занялась отцом. В мгновение ока вновь превратилась в послушную дочь и гостеприимную хозяйку. С головой и прежним рвением ушла в организацию всевозможных мероприятий, отмечавших последние недели пребывания Шасы Кортни в должности посла.
— Поздравляю тебя с возвращением, не знаю, правда, откуда, — сухо сказал ей Шаса после окончания одного из наиболее удавшихся ей приемов. — Знаешь, мне тебя очень не хватало.
Они стояли рука об руку у парадного подъезда Хайвелда, наблюдая за отъезжающим лимузином, который увозил последнего из гостей.
— Час ночи. — Шаса взглянул на часы, но Изабелла опередила его.
— Еще рано. — Она стиснула его руку. — Как раз время пропустить на ночь стаканчик и выкурить последнюю сигару. К тому же за весь вечер у нас не было ни единой возможности поговорить.
Днем «Давидоффс» прислали ему дюжину сигар из его личного запаса, хранившегося на их складе со специальной системой увлажнения на Сен-Джеймс. Изабелла поднесла одну из них к уху и покатала между пальцев.
— Отлично, — пробормотала она.
Шаса устроился поудобнее в обитом кожей кресле в другом конце комнаты. В этот вечер хозяева и гости в полной мере отдали дань уважения бордо и портвейну, но его единственный глаз был по-прежнему чист и ясен. А черная шелковая повязка, закрывавшая второй, имела столь же девственно-чистый вид, как и безукоризненная по форме бабочка у воротника белоснежной сорочки.
Он рассматривал дочь с нескрываемым восхищением, как будто она была чистокровной кобылой из его конюшен или жемчужиной его картинной галереи. И пришел к решительному выводу, что Изабелла не имеет себе равных по красоте во всем роде Кортни.
Его мать в молодости считалась несравненной красавицей. Шаса плохо помнил, как она выглядела в зените своей красоты, но в гостиной Велтерведена висел ее портрет того времени кисти Аннигони. Даже сделав скидку на льстивую кисть художника, можно было понять, что перед тобой необыкновенная женщина. В темных глазах читалась огромная внутренняя сила. И теперь, в шестьдесят девять лет, она еще была великолепна, сохранив и красоту, и жизненную энергию; и все же не могла сравниться со своей внучкой, чья юная красота только приближалась к своему расцвету.
