Над столом наклонился человек. Он стоял спиной к камере, лица не было видно. На нем был белый халат, из тех, что обычно носят в лабораториях. Затем повернулся к камере, и Изабелла увидела, что на голове у него матерчатая хирургическая шапочка, а лицо закрыто марлевой повязкой.
Он начал говорить ровным, спокойным голосом, с заметным восточноевропейским акцентом. Казалось, что непосредственно обращается к Изабелле.
— Вы получили приказ ни с кем не разговаривать, ни в Малаге, ни где-либо еще. Вы преднамеренно нарушили этот приказ. — Человек смотрел на нее с экрана, и его взгляд казался ей потусторонним, как у призрака.
— Я очень сожалею, — ответила она ему, как будто он мог ее услышать. — Я страшно волновалась. Я не могла…
— Молчите! — прошипела одна из женщин, стоявших за ее спиной. Чья-то рука стиснула ее плечо, пальцы вонзились в ее тело с такой силой, что она охнула.
Человек с экрана тем временем продолжал свою речь.
— Вы были предупреждены, что ваше неповиновение будет иметь печальные последствия для вашего сына. Вы пренебрегли этим предупреждением. То, что вы сейчас увидите, продемонстрирует вам первые из этих последствий.
Он подал знак кому-то, находившемуся вне поля зрения камеры, и к нему подошел еще один человек. Его пол определить было невозможно, ибо на нем также были матерчатая шапочка и хирургическая маска, полностью скрывавшие голову и лицо, за исключением узкой полоски для глаз. Длинный хирургический халат спускался ниже колен, а концы были заправлены в белые резиновые сапоги.
— Это высококвалифицированный врач, который будет наблюдать за процедурой, — пояснил человек на экране.
Врач держал в руках какой-то сверток. Только когда он положил этот сверток на стол рядом со стеклянной емкостью и из-под пеленок высунулась, отчаянно брыкаясь, крохотная голая ножка, Изабелла поняла, что это ребенок. Быстрыми натренированными движениями врач распеленал младенца; и видеокамера крупным планом показала Никки, который лежал теперь голышом на столе, суча ножками в воздухе; в тихой комнате отчетливо слышались издаваемые им булькающие звуки.
Изабелла сунула в рот пальцы и изо всех сил стиснула их зубами, чтобы сдержать крик, рвущийся из горла.
Врач прикрепил к голой груди Никки две маленькие черные присоски. От них отходили тонкие провода, которые врач присоединил к электронному прибору; затем включил его. На индикаторе мягким зеленым светом зажглись цифры; рассказчик все тем же бесстрастным голосом пояснил:
— Этот прибор будет измерять дыхание и сердцебиение ребенка.
Врач поднял глаза от своей аппаратуры и кивнул. Рассказчик обошел вокруг стола и стал лицом к камере.
— Ты — Красная Роза, — произнес он, делая особое ударение на имени. — И в дальнейшем будешь выполнять все приказы, полученные тобой на это имя.
Он нагнулся, взял Никки одной рукой за обе щиколотки и поднял его над столом. Никки издал удивленное повизгивание и повис вниз головой, похожий на маленькую розовую бескрылую летучую мышь.
— Сейчас ты увидишь последствия своего неповиновения.
Он встряхнул ребенка и, по-прежнему держа его вниз головой, поднес его к стеклянной емкости. Никки изгибался, пытаясь приподнять головку, размахивал руками, сжимал и разжимал кулачки, издавая при этом булькающие звуки беспокойства и страха. Медленно демонстратор стал опускать ребенка головой в воду, и тихое бульканье резко оборвалось. Видеокамера наехала на прозрачную стенку аквариума и крупным планом показала лицо, погруженное в воду. Качество пленки было превосходное, и цвет изображения ничем не отличался от естественного.
Изабелла дико вскрикнула и попыталась вскочить со своего места. Обе женщины разом схватили ее сзади и затолкали обратно в кресло.
На экране Никки корчился в руке демонстратора. Его личико под водой исказилось, из ноздрей вырывались серебряные пузырьки. Казалось, что оно на глазах разбухает и темнеет.
Изабелла все еще кричала и вырывалась, когда на экране врач в маске быстро поднял глаза от прибора, фиксировавшего сердцебиение, и резко произнес по-испански:
— Хватит! Достаточно, товарищ!
Его партнер моментально вытащил ребенка из аквариума. Из ноздрей и открытого рта Никки ручьями бежала вода, и он долгие секунды не мог издать ни звука, помимо еле слышного прерывистого дыхания.
Демонстратор положил его на стол, врач прижал кислородную маску к его распухшему лицу и надавил ладонью на грудь, стремясь восстановить нормальное дыхание. Через минуту пляшущие цифры на экране прибора успокоились, движения Никки стали более энергичными. Из-под кислородной маски доносились его крики, крики ужаса и возмущения, и каждый новый был громче и сильнее предыдущего.
Врач отнял маску от его лица и отошел от стола. Кивнул демонстратору. Тот опять схватил Никки за щиколотки и поднял его над аквариумом. Казалось, Никки понял, что ему предстоит испытать. Его протестующие крики перешли в отчаянный визг, он брыкался и извивался, пытаясь вырваться из цепких пальцев своего мучителя.
— Это мой сын! — кричала Изабелла. — Вы не можете, вы не смеете мучить моего ребенка!
Демонстратор вновь погрузил Никки в воду головой вниз, и ребенок боролся изо всех своих детских сил. Его крохотное тельце содрогалось от отчаянных усилий, вода выплескивалась через край; личико вновь стало быстро менять цвет.
Изабелла все кричала и кричала.
— Перестаньте! Я сделаю все, что вы хотите, только перестаньте мучить моего ребенка! Пожалуйста! Прошу вас!
И вновь врач издал резкий предостерегающий возглас; но на этот раз, когда Никки вытащили из воды, его движения были заметно слабее. Он издавал какие-то давящиеся каркающие звуки, вода вперемежку со рвотой потоком извергалась из открытого перекошенного рта, серебристые ниточки слизи тянулись из расширенных ноздрей.
Врач, заметно обеспокоенный, незамедлительно принялся за работу, при этом что-то сказав своему напарнику. Тот посмотрел в камеру; казалось, его взгляд уперся прямо в лицо Изабеллы.
— На этот раз мы чуть было не просчитались. Мы превысили безопасную дозу. — Он наклонился к врачу, и они стали о чем-то шептаться; затем демонстратор снова обратился к ней. — На первый раз этого, пожалуй, будет достаточно. Я искренне надеюсь, что вам не придется увидеть продолжение. Полагаю, для вас было бы крайне мучительно наблюдать за тем, как ребенку ампутируют конечности без анестезии, или стать свидетельницей его удушения прямо перед камерой. Разумеется, все будет зависеть от вас, от того, насколько добросовестно вы будете с нами сотрудничать.
Изображение исчезло, и экран погас. В затемненном зале стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь рыданиями Изабеллы. Это продолжалась довольно долго. Когда они, наконец, прекратились, зал медленно осветился, и Джозеф Сисеро подошел к Изабелле.
— Уверяю вас, что никто из нас не испытывает особого удовольствия от подобного рода вещей. Мы постараемся избежать повторения этой неприятной процедуры.
