Мистер Осборн провел Лежена в дом. Там все сверкало чистотой
и царил образцовый порядок. Комнаты, правда, были пустоваты.
– Еще не совсем устроился. Бываю на всех местных аукционах –
иногда можно купить великолепные вещи за четверть цены. Чего выпьете? Стаканчик
шерри? Пива? А может, чашку чаю? Я мигом приготовлю.
Лежен отдал предпочтение пиву.
– Ну вот, – сказал мистер Осборн, вернувшись через минуту с
двумя пенящимися кружками. – Посидим, отдохнем, потолкуем.
Покончив со светскими любезностями, Осборн наклонился
вперед.
– Мои сведения вам пригодились? – спросил он с надеждой.
Лежен, как мог, смягчил удар:
– Меньше, чем я думал, к сожалению.
– Обидно. Признаюсь, я разочарован. Хотя, по сути дела, нет
оснований полагать, что джентльмен, который шел за отцом Горманом, обязательно
его убийца. Это значило бы желать слишком многого. И мистер Винаблз – человек
состоятельный и всеми почитаемый, он вращается в лучшем кругу.
– Дело в том, – отвечал Лежен, – что мистер Винаблз никак не
может быть тем, кого вы тогда видели.
Мистер Осборн подскочил в кресле:
– Нет, это был он! Я совершенно уверен. Я прекрасно
запоминаю лица и никогда не ошибаюсь.
– Боюсь, на этот раз вы ошиблись, – проговорил Лежен мягко.
– Видите ли, мистер Винаблз – жертва полиомиелита. Более трех лет у него
парализованы ноги, и он не может ходить.
– Полиомиелит! – воскликнул мистер Осборн. – Ах, боже,
боже... Да, тогда конечно. И все-таки извините меня, инспектор Лежен, надеюсь,
вы не обидитесь, но правда ли это? Есть у вас медицинское подтверждение?
– Да, мистер Осборн. Есть. Мистер Винаблз – пациент сэра
Уильяма Дагдейла, очень видного специалиста.
– А, конечно, конечно, это известнейший врач. Неужели я мог
так ошибиться? Я был глубоко уверен. И зря только вас побеспокоил.
– Нет-нет, – перебил Лежен. – Ваша информация сохранила всю
свою ценность. Ясно, что тот человек очень похож на мистера Винаблза, а у
мистера Винаблза внешность весьма приметная, значит, ваши наблюдения нам,
безусловно, пригодятся.
– Да, верно. – Мистер Осборн чуть повеселел. – Представитель
преступного мира, внешне напоминающий мистера Винаблза. Таких, конечно,
немного. В документах Скотленд-Ярда... – Он снова с надеждой воззрился на
инспектора.
– Все не так просто, – медленно проговорил Лежен. – Может
быть, на человека, которого вы видели, у нас вообще не заведено дело. А кроме
того, вы вот и сами это сказали, тот человек, может, вообще не имеет отношения
к убийству отца Гормана.
Мистер Осборн опять сник:
– Да, неловко получилось. Словно это мои выдумки... А ведь
доведись мне выступать в суде по делу об убийстве, я бы давал показания с
полной уверенностью, меня бы с толку не сбили.
Лежен молчал, задумчиво глядя на собеседника.
– Мистер Осборн, а почему вас нельзя, как вы выражаетесь,
сбить с толку?
Мистер Осборн изумился:
– Да потому, что я убежден! Я прекрасно вас понимаю, да,
Винаблз не тот человек, бесспорно. И я не вправе настаивать на своем. Но
все-таки я настаиваю...
Лежен наклонился вперед:
– Вы, наверное, удивились, зачем это я к вам сегодня
пожаловал? Я получил медицинское подтверждение, что мистер Винаблз здесь ни при
чем, и все-таки я у вас, зачем?
– Верно. – Осборн слегка приободрился. – Так зачем же,
инспектор?
– Я здесь у вас, – ответил Лежен, – потому, что ваша
убежденность подействовала на меня. Я решил проверить, на чем она основана.
Ведь вы помните, в тот вечер был густой туман. Я побывал в вашей аптеке.
Постоял, как вы тогда, на пороге, глядя на другую сторону улицы. По-моему,
вечером, да еще в туман, трудно разглядеть кого-нибудь на таком расстоянии, а
уж черты лица разобрать вообще невозможно.
– В какой-то мере вы правы, действительно опускался туман.
Но неровный, клочьями. Кое-где были просветы. И в такой просвет попал отец
Горман. И поэтому я видел и его, и того человека очень ясно. Да, и еще, когда
тот был как раз напротив моей двери, он поднес к сигарете зажигалку. И профиль
у него ярко осветился – нос, подбородок, кадык. Я еще подумал: какая необычная
внешность. Понимаете... – Мистер Осборн умолк.
– Понимаю, – задумчиво отозвался Лежен.
– Может, брат? – оживился мистер Осборн. – Может, это его
брат-близнец? Тогда бы развеялись все сомнения.
– Брат-близнец? – Лежен улыбнулся и покачал головой. – Удачный
прием для романа. Но в жизни, – он снова покачал головой, – в жизни так не
бывает. Нет.
– Верно, не бывает. А если просто брат? Разительное
сходство... – Мистер Осборн совсем загрустил.
– По нашим сведениям, у мистера Винаблза братьев нет.
– По вашим сведениям? – повторил мистер Осборн.
– Хоть он по национальности и англичанин, родился он за
границей. Родители привезли его в Англию, когда ему было уже одиннадцать лет.
– И вам, значит, многое о нем известно, то есть о его
родных?
– Нет, – отвечал Лежен. – Узнать многое о мистере Винаблзе
непросто, разве что мы расспросили бы его самого, но мы не имеем права задавать
ему какие бы то ни было вопросы.
Лежен сказал это намеренно. У полиции были возможности
получить необходимые сведения, не обращаясь к самому мистеру Винаблзу, но этого
инспектор Осборну говорить не собирался.
– Итак, если бы не медицинское заключение, – спросил он,
поднимаясь, – вы с уверенностью подтвердили бы свои слова?
– Да, – ответил мистер Осборн. – Это мой конек – запоминать
лица. – Он усмехнулся. – Скольких своих клиентов я удивлял. Спрашиваю, бывало:
«Как астма, вам лучше? Вы приходили ко мне в марте. С рецептом доктора
Харгривза». Вот уж все удивлялись! Очень помогало мне в деле. Людям нравится,
когда их помнят. Хотя с именами у меня так не получалось. Интерес к запоминанию
лиц возник у меня, еще когда я был совсем молод. Узнал, что вся королевская
семья отлично запоминает лица. «А разве, – подумал я, – тебе, Захария Осборн,
такого не суметь?» Тренировался, потом стал запоминать автоматически, почти не
делая усилий.
Лежен вздохнул.
– Такой свидетель, как вы, незаменим на суде, – сказал он. –
Опознать человека – дело непростое. Некоторые вообще ничего не могут толком
вспомнить, только бормочут: «Да, по-моему, высокий. Волосы светлые – то есть не
очень, но и не темные. Лицо обыкновенное. Глаза голубые, нет, серые, хотя,
может, и карие. Серый макинтош, а может, темно-синий».