Затем мое внимание привлекла специальность Осборна –
фармацевт. Я подумал, что наш список связан с торговлей наркотиками, понял, что
ошибся, и тут же забыл бы о мистере Осборне, если бы он сам не лез на глаза.
Ему, видимо, хотелось узнать, как идет следствие, и он написал мне, что видел
подозреваемого им человека в Мач-Диппинг. Он не имел представления, что у
Винаблза парализованы ноги. А когда ему сказали, тоже не утихомирился, начал
сочинять дурацкие теории. Тщеславие. Типичное тщеславие убийцы. Ни на минуту не
мог усомниться в разумности своих поступков. Как последний дурак гнул свою
линию и сочинял невероятные объяснения. Очень интересным был для меня визит к
нему в Борнмут. Он придумал своей вилле многозначительное название,
раскрывающее суть его преступных дел. «Эверест» – так он ее назвал. В прихожей
повесил фотографию этой вершины. Мне наболтал, будто чрезвычайно интересуется
исследованиями Гималаев. На самом же деле здесь крылась мерзкая шуточка,
которой он втайне себя тешил. Эверест – и вечный покой горных вершин. Убийца
дарит людям вечный покой. Конечно, нельзя отрицать, придумано все ловко, с
умом. Брэдли в Бирмингеме. Тирза Грей со своими сеансами в Мач-Диппинг. И кто бы
заподозрил мистера Осборна, ведь он никак не связан ни с Тирзой Грей, ни с
Брэдли, ни с жертвой. А механика этого дела для фармацевта – детские игрушки.
Только у мистера Осборна не хватило ума держаться в тени.
– А куда он девал деньги? – спросил я. – Ведь, в конце
концов, интересовали-то его барыши.
– Он, безусловно, гнался за деньгами. Видел себя в радужных
мечтах путешественником, хлебосольным хозяином, окруженным гостями, богачом,
важной персоной. Но лишь в воображении, по натуре он не таков. Наверное,
убивая, он тешил собственную гордость. Убийства одно за другим сходили ему с
рук. Он упивался своей безнаказанностью. И более того, вот увидите, он будет
кичиться собой на скамье подсудимых. Помяните мое слово. Все внимание окажется
приковано к нему.
– Но что же он делал с деньгами?
– А это очень просто, – сказал Лежен, – хотя догадался я
лишь тогда, когда побывал у него в Борнмуте. Он просто скупец. Любил деньги
ради денег, не из-за того, что их можно тратить. Коттедж очень скудно
обставлен, и все больше вещами, которые по дешевке куплены на аукционах. Он не
любил тратить деньги, любил их копить.
– По-вашему, держал в банке?
– Вряд ли, – ответил Лежен. – Скорее всего, найдем их
где-нибудь под половицей.
Мы некоторое время молчали, и я размышлял о странном
существе по имени Захария Осборн.
– Корриган объяснит его поступки неправильной функцией
какой-нибудь железы, – проговорил Лежен задумчиво. – Я человек без затей, для
меня Осборн просто негодяй. И не могу понять, почему неглупый человек может так
по-дурацки себя вести.
– Представляется, – заметил я, – что за преступными делами
всегда стоит зловещая и необычная личность, выдающийся ум.
Лежен покачал головой.
– Вовсе нет, – возразил он. – Преступления не может
совершать выдающаяся личность. Преступник видит себя человеком особенным,
значительным, на деле же он всегда попросту ничтожен.
Глава 25
Рассказывает Марк Истербрук
В Мач-Диппинг все по-прежнему дышало покоем и навевало
покой.
Роуда опять занималась лечением собак. Увидев меня, она
поинтересовалась, не хочу ли я ей помочь. Я отказался и спросил, где Джинджер.
– Она пошла на виллу «Белый конь».
– Зачем?
– Ей интересно посмотреть.
– Но ведь дом стоит пустой!
– Ну и что?
– Она переутомится. Она еще очень слаба.
– Перестань, Марк. Джинджер поправилась. Ты видел новую
книгу миссис Оливер? Называется «Белый какаду». Там, на столе.
– Милая миссис Оливер. И Эдит Биннз.
– Что еще за Эдит Биннз?
– Женщина, которая опознала фотографию. И служила верой и
правдой моей покойной крестной.
– Что с тобой?
Я не ответил и направился к старой таверне. По дороге мне
встретилась миссис Дейн-Колтроп. Она радостно поздоровалась со мной.
– Я все время понимала, до чего это абсурдно, – призналась
она. – Однако поверила в такое жульничество. Просто не могла во всем толком
разобраться. – Она повела рукой в сторону виллы, опустевшей, выглядевшей так
мирно в свете угасающего дня. – По сути дела, здесь никогда не обитало зло. Ни
фантастических сделок с дьяволом, ни обрядов черной магии никто не совершал.
Просто салонные затеи. Только вот жизнь человеческую в грош не ставили – вот
где крылось истинное зло. Обставлялось все с размахом, но, воистину, как это
ничтожно и презренно.
– У вас с инспектором Леженом сходные взгляды.
– Он мне нравится, – сказала миссис Дейн-Колтроп. – Зайдем в
дом, поглядим, где Джинджер.
– Чем она там занялась?
– Отмывает что-то.
Мы вошли в низкую дверь. В доме сильно пахло скипидаром.
Джинджер орудовала тряпками и бутылочками. Она обернулась к нам. Все еще
бледная, исхудавшая, на голове шарф – волосы пока не отросли... От прежней
Джинджер осталась одна тень.
– С ней все обойдется, – успокоила меня миссис Дейн-Колтроп,
как всегда прочитав мои мысли.
– Взгляните! – торжествующе воскликнула Джинджер, указывая
на старую вывеску, над которой трудилась. Вековая копоть и грязь были сняты, на
темном фоне отчетливо проступило изображение всадника, сидящего на коне, –
ухмыляющийся череп, белый блестящий скелет.
Миссис Дейн-Колтроп произнесла глубоким, звучным голосом:
– Откровение, глава шестая, стих восьмой: «И я взглянул, и
вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за
ним...»
[36]
Мы помолчали, затем миссис Дейн-Колтроп совсем прозаически
докончила:
– Ну, вот и все. – Произнесла так, словно выбросила что-то в
мусорную корзину. – Мне пора, – добавила она. – У меня родительское собрание.
Она постояла в дверях, кивнула Джинджер и проговорила
неожиданно:
– Из вас выйдет прекрасная мать.
Джинджер почему-то залилась краской.
– Джинджер! – позвал я. – Ну как?
– Что «как»? Буду ли я хорошей матерью?
