Ход был верный и возымел нужное действие.
– Ах! – воскликнула миссис Коппинз. – Жалко, мой муж вас не
слышит. Он вечно твердил одно: мол, ты думаешь, что все знаешь, а на самом деле
ни о чем понятия не имеешь. А я девять раз из десяти была права. Важничал,
много о себе понимал, покойник-то.
– Вот потому я и хотел узнать, что вы думаете о миссис
Дэвис. Как по-вашему, она была несчастлива?
– Как вам сказать? Да вроде бы нет. Деловая. Это видно было.
Все у нее всегда как надо. Словно заранее обдумывала. Я так понимаю, работала
она, где выясняют, как разные товары идут, чего больше покупают, спрашивают.
Эти агенты ходят и узнают у людей, какой сорт мыла они покупают или какую муку,
как свои деньги распределяют на неделю, на что больше всего уходит. Я-то
просто-напросто считаю, суют нос не в свое дело, и в чем от этого толк
правительству или кому еще – ума не приложу. Про это всем и так давно известно,
да вот почему-то нынче прямо помешались – подавай им снова и снова такие
сведения. А миссис Дэвис, по правде говоря, для этой работы очень подходила.
Славная, куда не надо не лезет, просто, по-деловому расспросит – и все.
– Вы не знаете название фирмы или конторы, где она работала?
– Да нет, не знаю, такая жалость.
– Она когда-нибудь говорила, у нее есть родственники?
– Нет. Я так поняла, она вдова, муж давно умер. Он вроде
долго болел, только она не особо любила об этом распространяться.
– Она не рассказывала вам, откуда была родом?
– По-моему, не из Лондона. Откуда-то с севера.
– Вы не замечали в ней чего-нибудь странного, непонятного?
Лежен сомневался, правильно ли он сделал, спросив об этом.
Если у нее заработает воображение... Но миссис Коппинз не воспользовалась столь
удобным случаем.
– Да нет, не замечала. И уж никогда от нее не слышала ничего
такого. Только вот чемодан у нее был не как у всех. Дорогой, но не новый. И
буквы на нем были ее – «Дж. Д.», Джесси Дэвис, только они были написаны поверх
других. Сперва-то они были «Дж. X.», по-моему, или, может, «А». Но мне тогда и
в голову ничего не приходило. Хороший подержанный чемодан можно купить совсем
дешево, и буквы приходится менять. У нее вещей-то и было – один чемодан.
Лежен это знал. У покойной было очень мало вещей. Не нашлось
среди них ни писем, ни фотографий. Не было у нее, по-видимому, ни страхового
полиса, ни счета в банке, ни чековой книжки. Носильные вещи хорошего качества,
скромного покроя, почти новые.
– Она казалась всем довольной? – спросил он.
– Да вроде так.
Инспектор услышал нотку сомнения в голосе миссис Коппинз и
повторил настойчиво:
– Вроде?
– Я об этом как-то не думала. Зарабатывала она неплохо,
работа чистая, живи да радуйся. Была не из болтливых. Но когда заболела...
– А что случилось, когда заболела? – переспросил Лежен.
– Сперва она расстроилась. Когда от гриппа слегла. «Всю мою
работу спутает», – говорит. Пришлось ей лечь в постель, вскипятила себе чаю,
аспирин приняла. Я говорю: «Доктора хорошо бы позвать», а она говорит:
«Незачем. При гриппе надо отлежаться в тепле, и все». И мне велела не заходить,
а то заражусь. Поболела она, конечно, ведь грипп, а когда температура спала, то
стала она расстроенная какая-то, тоже при гриппе часто случается. Я ей, бывало,
что-нибудь сготовлю, когда она стала поправляться, она сидит у огня и говорит:
«Плохо, если столько времени свободного. Мысли одолевают, не люблю я особенно о
жизни задумываться. Тоска берет».
Лежен был по-прежнему весь внимание, и миссис Коппинз
разошлась пуще прежнего.
– Ну, дала я ей, значит, журналов. Но только ей не читалось.
И раз, как сейчас помню, она говорит: «Лучше о многом не догадываться, если все
не так, как надо, правда?» А я ей: «Да, милочка». А она: «Не знаю. Уверенности
у меня никогда не было». А я говорю: «Ну ничего, ничего». А она: «Я бесчестного
не делала. Мне себя упрекнуть не в чем». Я отвечаю: «Конечно, мол, милочка», а
сама подумала: может, у нее на работе какие делишки обделывают с денежными
счетами и она знает, но, коли это ее не касается, не вмешивается.
– Возможно, – согласился Лежен.
– Одним словом, поправилась она, почти совсем поправилась,
вышла снова на работу. Я ей сказала: «Рано. Посидите дома еще денек-другой», –
говорю. И зря она меня не послушалась. Приходит домой на второй день, гляжу – а
она вся в жару пылает. Еле по лестнице поднялась. «Надо, – говорю, – доктора
позвать», да только она не захотела. И ей все хуже и хуже, глаза не видят, лицо
горит, дышать не может. А вечером на следующий день тихонько так шепчет:
«Священника. Позовите священника. Быстрее – будет поздно». Ей нужно было не
нашего, а католического священника. Я-то не догадывалась, что она католичка, ни
распятия у нее, ничего такого. Я вижу, на улице мальчонка, Майк, бегает,
послала его за отцом Горманом. И уж решила: ничего ей говорить не стану, а в
больницу позвоню.
– Вы сами привели к ней священника, когда он пришел?
– Да. И оставила их одних.
– Они о чем-то говорили?
– О чем, не знаю, только когда я дверь закрывала, слышу, они
говорят про какое-то злодейство. Да, и что-то про коня – может, это она про скачки,
там ведь всегда жульничают.
– Злодейство, – повторил Лежен. Его поразило это слово.
– Они должны покаяться в грехах перед смертью, так ведь у
католиков заведено? Вот она, верно, и каялась.
Лежен не сомневался – это была предсмертная исповедь, но в
его воображение запало слово «злодейство». Должно быть, страшное злодейство,
если священника, который узнал о нем, выследили и убили...
2
Трое остальных жильцов миссис Коппинз ничего сообщить не
могли. Два из них, банковский клерк и пожилой продавец из обувного магазина,
жили здесь уже несколько лет. Третья была девушка лет двадцати двух, снимала
эту комнату недавно, работала в супермаркете неподалеку. Все они едва знали
миссис Дэвис в лицо.
Женщина, которая видела отца Гормана на улице в тот вечер,
тоже ничего важного не сообщила. Знала отца Гормана, была его прихожанкой.
Видела, как он свернул на Бенталл-стрит и зашел в кафе примерно без десяти
восемь. Вот и все, что она могла сказать.
Мистер Осборн, невысокого роста пожилой человек, в очках,
лысый, с простодушным широким лицом, владелец аптеки на углу Бартон-стрит,
располагал более интересными сведениями.
– Добрый вечер, старший инспектор. Заходите!
