Большой Король положил бутылку в карман.
– Беги как газель, Кривая Нога. – Он направился в темный тоннель.
– Охоться как леопард, Король Нкулу, – хихикнул калека и слился с тенями в тоннеле.
30
– Пачку табака «Боксер», – сказал Большой Король, и глазки Хосе Алмейды, владельца магазина и закусочной, превратились в узкие щелочки. Он снял желтую пачку с полки, кинул ее на прилавок, взял у Большого Короля деньги и отсчитал сдачу.
Хосе проводил взглядом огромного банту, который скользнул равнодушным взглядом по полкам с товарами и вышел в ночь.
– Замени меня, – бросил он своей пухлой жене с шелковистыми черными усиками под носом, и та, понимающе кивнув, заняла место у кассы. Хосе прошел в кладовую, находившуюся рядом с жилыми помещениями.
На улице его ждал Большой Король. Он быстро скользнул в приоткрывшуюся и сразу же захлопнувшуюся за ним дверь. Хосе провел его в маленький кабинет, достал из шкафа ювелирные весы и под наблюдением Большого Короля начал взвешивать золото.
Хосе Алмейда скупал золото у неофициальных распространителей всех компаний, расположенных в районе Китченервилля, по цене пять рандов за унцию и перепродавал по шестнадцать. Столь высокую личную прибыль он оправдывал тем фактом, что даже простое хранение незарегистрированного золота считалось уголовным преступлением в Южной Африке и наказывалось лишением свободы на срок до пяти лет.
Алмейде было лет тридцать пять. Свои жидкие черные волосы он постоянно отбрасывал со лба. Взгляд его маленьких карих глаз был подозрительным, а ногти на руках – грязными. Несмотря на неряшливый внешний вид и прическу, он был весьма состоятельным человеком.
Он заплатил наличными сорок тысяч рандов, которые компания потребовала за монопольное право на торговлю на своей территории. Таким образом, у него появилось двенадцать тысяч высокооплачиваемых клиентов, а начальные инвестиции окупились за первый же год торговли. На самом деле не было никакой необходимости заниматься незаконной деятельностью, но золото всегда странным образом влияло на людей – заражало каждого прикоснувшегося к нему неизлечимой алчностью.
– Двести шестнадцать унций, – объявил результат Хосе. Его весы были настроены с двадцатипроцентной погрешностью, разумеется, в пользу Хосе.
– Тысяча восемьдесят рандов, – согласился Большой Король, и Хосе направился к большому зеленому сейфу в углу комнаты.
31
Терри Стайнер вошла в бар «Грейп энд Гейбл» отеля «Президент» в четырнадцать минут второго, а поднявшийся из-за стола ей навстречу Харри Хершфилд вдруг подумал, что четырнадцатиминутное опоздание вполне оправданно для такой прелестной женщины. Бабушка Терри посчитала бы, что пришла рано, если бы опоздала на такое время.
– Ты опоздала, – проворчал Харри, посчитав, что все же не стоит прощать ей все подряд.
– А ты – огромный, приятный, ворчливый, бесподобный старый медведь, – ответила Терри и быстро поцеловала его в кончик носа, прежде чем он успел увернуться.
Харри выпрямился и заурчал от удовольствия. Ему стало наплевать, что сидящие за соседним столиком и с трудом сдерживающие улыбки Марэс и Харди разболтают о случившемся всем членам «Ранд-клуба».
– Добрый день, миссис Стайнер. – Бармен в алом пиджаке вежливо улыбнулся. – Приготовить вам «манхэттен»?
– Не искушайте меня, Томас. Я на диете. Принесите стакан содовой.
– На диете, – проворчал Харри. – И так одни кожа да кости. Сделай ей «манхэттен», Томас, и не забудь положить вишню. Ни одна женщина из семьи Хершфилдов не выглядела мальчиком, и ты не будешь первой. – Он подумал и добавил: – Обед я тоже заказал, не позволю тебе умирать с голоду в моем присутствии.
– Какой ты вредный, Попс.
– А теперь, моя молодая леди, расскажи, чем ты занималась все это время.
Они беседовали как друзья, добрые, верные друзья. Их привязанность друг к другу объяснялась не одними лишь кровными узами. Это было родство не только тел, но и духа. Они сидели, наклонившись друг к другу, разговаривали, наслаждаясь близостью, и неторопливый ход беседы нарушали только звонкий смех Терри или низкий хохот Харри.
Они так увлеклись беседой, что метрдотель был вынужден подойти к их столику.
– Мистер Хершфилд, шеф-повар – в слезах.
– Господи! – воскликнул Харри, взглянув на старинные часы над стойкой бара. – Почти два часа. Почему мне не сказали?
Устрицы только утром доставили из Мосселбая, и Терри, попробовав их, зажмурилась от удовольствия.
– В среду я ездила с Манфредом на шахту «Сондер дитч».
– Да, я видел фотографию в газете. – Харри съел двенадцатую, последнюю, устрицу.
– Должна сказать, мне понравился твой новый генеральный директор.
Харри отложил вилку, его морщинистые щеки слегка покраснели от приступа гнева.
– Ты имеешь в виду Фреда Пламмера?
– Не глупи, Попс. Я говорю о Родни Айронсайдсе.
– Это твой вечно умывающийся придурок муж подговорил тебя? – Харри рассердился не на шутку.
– Манфред? – Она была искренне удивлена вопросом, Харри видел это. – А он здесь при чем?
– Хорошо, забудь об этом. – Харри выбросил Манфреда из головы. – Что тебе нравится в Айронсайдсе?
– Ты слышал, как он говорит?
– Нет.
– Просто здорово. Уверена, он первоклассный горняк.
– Так оно и есть. – Харри ждал, что еще она скажет.
Питер убрал тарелку Терри, предоставив ей так необходимые несколько секунд. Она вдруг поняла, что назначение Рода на должность генерального директора не является окончательно решенным. В действительности Попс уже выбрал на эту должность краснолицего Пламмера. Короткое раздумье, и она решилась. Она пойдет на что угодно, используя даже запрещенные приемы, лишь бы Рода не обошли вниманием.
Питер подал холодного лангуста, а когда он ушел, Терри посмотрела Харри прямо в глаза. Она так искусно умела увеличивать свои и без того огромные глаза, а сейчас они к тому же наполнились слезами. Эффект был просто потрясающим.
– Знаешь, Попс, он так мне напомнил фотографии отца.
Полковник Бернард Хершфилд – отец Терри – сгорел в танке у Сиди-Резех. Она увидела, как лицо Харри исказила гримаса боли, и почувствовала себя виноватой. Стоило ли прибегать к столь сильному оружию?
Харри ковырял лангуста вилкой, так низко опустив голову, что она не видела его лица. Терри коснулась ладонью его руки.
– Попс… – прошептала она.
Он поднял голову, и она увидела, как возбужденно горят его глаза.
– Ты совершенно права! Он немного похож на Берни. А я рассказывал тебе, как мы с твоим отцом однажды…
