Он положил алмаз на стол.
— «Ювелиры рая» просят за этот камень 500 фунтов, что было бы справедливо, если бы речь шла о гемме. Однако цвет у него бедный и, хотя дефектов нет, форма неправильная. Его истинная стоимость… примерно 185 фунтов.
Послышался новый хор протестующих взгласов, громче всех протестовал управляющий.
— Уверяю вас, сэр, все камни оценены самым тщательным образом.
— Давно ли вы служите у «Ювелиров рая»? — резко спросил Бенедикт. — Четыре месяца, верно?
Управляющий уставился на него.
— А до того служили продавцом в большой фирме бальзамировщиков и гробовщиков.
— Я… то есть… — Управляющий слабо взмахнул руками. — Откуда вы это знаете?
— Я должен все знать о своих служащих.
— Ваших служащих? — ошеломленно спросил управляющий.
— Верно. Меня зовут Бенедикт Ван дер Бил. Я владелец «Ювелиров рая».
Руби захлопала в ладоши и одобрительно заворковала.
— А теперь, — сказал Бенедикт, вставая и помогая встать Руби, — пойдем купим настоящие бриллианты.
Аарон Коэн продал им два прекрасных белых близнеца в огранке «шатер», а в качестве оправы Руби выбрала из переплетенного в кожу каталога пару сережек белого золота.
Бенедикт отдал Аарону чек на двадцать тысяч фунтов и повернулся к Руби.
— Теперь, — сказал он, — ланч в «Селесте». Еда там ужасная, но зато изумительная обстановка. Нам лучше позвонить и заказать столик — вообще-то это не обязательно, но они ужасно обижаются, если этого не делаешь.
Когда они снова садились в роскошный «бентли», Бенедикт сказал шоферу:
— Поезжай мимо Трафальгар-сквер, Эдмунд. Хочу прихватить газеты из Южной Африки.
Эдмунд остновился у входа в посольство, привратник узнал машину и торопливо скрылся внутри, чтобы снова появиться с пачкой газет.
Они направились к Хаймаркету, и Бенедикт достал «Кейп Аргус».
— Посмотрим, что происходит дома. — Он взглянул на первую страницу и заметно напрягся.
— Что случилось? — Руби с беспокойством потянулась к нему, но он не обратил на нее внимания. Глаза его метались по странице, как челнок ткацкого станка. Она увидела, как краски отхлынули от его лица, оно стало бледным и напряженным. Он кончил читать и протянул ей газету. Она развернула ее.
«ВАН ДЕР БИЛ ДАЙАМОНДЗ» ПОЛУЧАЮТ ЦЕННУЮ КОНЦЕССИЮ СУД ПОДТВЕРЖДАЕТ КАЙЗЕРОВСКУЮ КОНЦЕССИЮ ЛЕНС ПОЛУЧИЛ МОЛНИЮ И САМОУБИЙСТВО
Блюмфонтейн, четверг.
В соответствии со срочной аппеляцией «Сентрал Дайамонд Майнз ЛТД» с целью предотвратить разведку и добычу в районе концессии на юго-западном берегу Африки компанией «Ван дер Бил Дайамондз ЛТД» сегодня судья Тромп отклонил эту аппеляцию, заявив: «Первоначальная концессия дана имперским указом Германии в 1899 году и должным образом ратифицирована актом Объединенного парламента N24 от 1920 года, соответственно она является законной и имеет преимущество перед всеми последующими концессиями, выданными министерством шахт или любым другим органом».
Спорный район занимает сто квадратных километров, в него входят два небольших острова в пятнадцати милях к югу от Картридж Бей и около пяти километров береговой линии. Острова известны как Молния и Самоубийство и в начале столетия активно разрабатывались «Германской компанией гуано». Мистер Джон Ригби Ленс, генеральный управляющий «Ван дер Бил Дайамондз Компани ЛТД», получил права, перекупив их у недействующей компании гуано.
Сегодня в Кейптауне мистер Ленс заявил: «Этой возможности я ждал всю жизнь. Все указывает на то, что Молния и Самоубийство станут одной из богатейших минеральных концессий в мире».
«Ван дер Бил Дайамондз Компани ЛДТ» завершают в Соединенном Королевстве строительство специального судна, и мистер Ленс заявил, что надеется начать разработку месторождения еще до конца этого года.
Руби опустила газету и взглянула на Бенедикта. То, что она увидела, вызвало у нее сильное физическое потрясение.
Бенедикт скорчился на сидении. Вся его уверенность и savoir faire
[5]
исчезли. Лицо смертельно побледнело, губы дрожали, и она с отвращением увидела, что его глаза полны слезами. Он сжимал руки и безнадежно качал головой.
— Ублюдок, — прошептал он, и голос его звучал глухо. — Каждый раз он побеждает. Я думал, на этот раз возьму верх, но… о Боже, как я его ненавижу!
Он жалобно смотрел на нее.
— Каждый раз он это делает. Я часто думал, что победил его, но он каждый раз…
Она удивилась его реакции.
— Разве ты не доволен? «Ван дер Бил Дайамондз» теперь заработают миллионы…
— Нет! Нет! — свирепо прервал он ее, и из него полились годы ненависти, раздражения и унижения. Руби молча слушала, постепенно начиная понимать все, удивляясь тому количеству боли и ненависти, что он обнажал перед ней. Он вспоминал разговоры двадцатилетней давности. Незначительные эпизоды детства, невинные замечания, которые терзали его десятилетиями.
— Значит, ты не хочешь его успеха? — спросила она.
— Я хочу уничтожить его, стереть в порошок, унизить.
Секунд десять Руби молчала.
— И как мы это сделаем? — спокойно спросила она.
— Вероятно, никак. — Тон Бенедикта раздражал ее. — Он всегда побеждает, мы просто не сможем…
— Вздор! — выпалила Руби. Теперь она рассердилась. — Нужно все тщательно обдумать и решить, как его остановить. Он всего лишь человек, а ты уже доказал свои способности умного и преуспевающего бизнесмена.
Выражение лица Бенедикта изменилось, он снова оживился. Почти энергично повернулся к ней. Мигнул.
— Ты на самом деле в это веришь?
* * *
Койка узкая, решил Сержио Капоретти, слишком узкая. Завтра нужно вызвать плотника.
Он лежал на спине, накрытый одеялом живот мешал ему смотреть на юг. Лежал и оценивал свое физическое состояние. Как ни странно, хорошее. Немного болели глаза, во рту вкус застоявшегося сигарного дыма и кислого вина, но это вполне выносимо. Вначале его тревожила свинцовая тяжесть в ногах, но потом он вспомнил, что на нем по-прежнему тяжелые рыбацкие сапоги. Одна из девиц жаловалась на это.
Он приподнялся на локте и взглянул на девиц. Они лежали по обе стороны от него, зажав своими массивными телесами. Большие сильные девушки, он их тщательно подбирал, ни на унцию легче двадцати стоунов. Сержио удовлетворенно вздохнул: уикэнд был удивительный. Девушки храпели так гармонично, как будто заранее отрепетировали это действие. Он с восхищением слушал несколько минут, потом выбрался из койки и встал посреди каюты, одетый только в тяжелые сапоги. Преувеличенно зевнул, почесал густые черные завитки на груди и животе и скосил глаза на настенные часы. Четыре утра, понедельник. Уик-энд получился замечательный.
