— Мы ее вытащили? — спросил Джонни.
— Ja, — ответил Старик, — вытащили. — Он встал, отошел к джипу и уехал, оставив десятника заботиться о Джонни.
* * *
Джонни улыбнулся этому воспоминанию; оторвав левую руку от руля «ягуара», он лизнул обрубок указательного пальца.
— Дело стоило пальца, — пробормотал он. Ехал он по-прежнему медленно в поисках дорожных указателей.
Он снова улыбнулся, вспомнив разочарование и боль, когда Старик ушел, оставив его лежать на песке. Он не ожидал, что Старик упадет ему на грудь, зарыдает и попросит прощения за все эти годы страданий и одиночества — но все-таки чего-то он ждал.
Проделав двухсотмильное путешествие в джипе по ночной пустыне к ближайшей больнице, где ему обработали и перевязали рану, Джонни на следующий день вернулся как раз вовремя, чтобы присутствовать при первой пробной обработке гравия.
В его отсутствие гравий просеяли, чтобы отбросить все крупные камни и обломки, потом пропустили через бак с кремниевым раствором, в котором всплывают все материалы с удельным весом меньше двух с половиной, и наконец оставшееся поместили в шаровую мельницу — длинный цилиндр со стальными шарами размером с бейсбольный мяч. Цилиндр постоянно вращался, размельчая в порошок все вещества мягче 4 по шкале твердости Моуза.
Оставалась всего тысячная часть гравия, извлеченного со дна моря. Но именно здесь должны находиться алмазы — если они вообще тут есть.
Когда Джонни появился в бараке из гальванизированного железа высоко на берегу — барак служил в качестве обогатительной фабрики, — он по-прежнему испытывал головокружение от наркоза и недосыпания.
Рука пульсировала с постоянством маяка, глаза покраснели, и густая черная щетина покрывала подбородок.
Джонни остановился у смазанного специальной смазкой стола, занимавшего половину барака. Чуть покачиваясь, он осмотрел все приготовления. Массивный бункер в голове стола был заполнен концентрированным алмазным гравием, стол хорошо смазан, все стояли наготове.
— Начали! — кивнул Джонни десятнику, который тут же повернул рычаг, и стол задрожал, как наркоман в ломке.
Стол представлял собой серию стальных пластин, слегка наклоненных и покрытых грязно-желтым жиром. Когда стол задрожал, из бункера показалась тонкая струйка гравия с водой, размеры и постоянство этой струйки тщательно корректировались десятником. Как пролитая патока, она разлилась по столу, перетекая от одной пластины к другой и попадая наконец в бункер для отбросов у другого конца стола.
Будучи погруженным в воду, алмаз не смачивается, он выходит из воды сухим. Слой жира на пластинах тоже не смачивается. Гравий и раковины скользят по наклонному дрожащему столу.
Но алмаз, попадая на смазанную пластину, прилипает, как полупрожеванная ириска к шерстяному одеялу.
В возбуждении и беспокойстве момента Джонни почувствовал, как отступает усталость. Даже боль в руке беспокоила меньше. Его лаза и все внимание были устремлены к блестящей желтой полоске смазки.
Маленькие камни весом менее карата и черные промышленные алмазы на столе не видны: встряхивание слишком частое, и поток пустой породы скрывает их.
Джонни был так поглощен зрелищем, что прошло несколько секунд, прежде чем он понял, что рядом с ним кто-то стоит. Он быстро оглянулся.
Рядом стоял Старик в своей обычной, слегка напряженной позе, которая так для него характерна.
Теперь Джонни сознавал присутствие рядом мощного тела Старика и почувствовал тревогу. Что если он ошибся? Алмазы ему теперь нужны, как ничто другое в жизни. Он осматривал дрожащие желтые пластины, стремясь увидеть алмаз, который заслужил бы одобрение Старика. Гравий полз по столу, и Джонни почувствовал приступ паники.
И тут десятник напротив него испустил вопль и указал пальцем:
— Вон он сидит!
Глаза Джонни устремились к голове стола. Там, у самого выхода, где из бункера вытекала струйка, полупогрузившись от собственного веса в смазку, застряв в ней, пока бесполезный гравий полз мимо, сидел алмаз.
Большой камень в пять карат блестел мрачно и желто, как дикий зверь, протестующий против плена.
Джонни негромко вздохнул и искоса посмотрел на Старика. Тот без всякого выражения смотрел на стол и, хотя должен был заметить взгляд Джонни, не повернулся к нему. А глаза Джонни снова устремились к столу.
По какой-то прихоти случая следующий алмаз упал точно на первый.
Когда алмаз ударяется об алмаз, он отскакивает, как мяч от гудронированной дороги.
Второй алмаз, белый красавец размером с персиковое семечко, громко щелкнул, ударившись о первый, и высоко отскочил в воздух.
Джонни и десятник невольно рассмеялись от радости при виде этой красоты, похожей на каплю солнечного света.
Джонни протянул здоровую руку и подхватил алмаз в воздухе. Он потер его между пальцами, наслаждаясь его маслянистой поверхностью, потом повернулся и протянул камень Старику.
Старик взглянул на алмаз и кивнул. Затем поднял вортоник пальто и посмотрел на часы.
— Уже поздно. Я должен возвращаться в Кейптаун.
— Вы не останетесь до конца проверки, сэр? — Джонни понял, что говорит слишком энергично. — Потом сможем выпить. — И, сказав это, вспомнил, что у Старика алкоголь вызывает отвращение.
— Нет, — Старик покачал головой. — Я должен вернуться сегодня вечером. — И прямо взглянул Джонни в глаза. — Видишь ли, сегодня Трейси выходит замуж, и я должен быть там.
Тут он улыбнулся, увидев выражение лица Джонни, но никто бы не догадался о значении его улыбки, да никто ее и не видел.
— Ты разве не знал? — спросил он, по-прежнему улыбаясь. — Я думал, ты получил приглашение. — И вышел из барака на яркий солнечный свет, где его ждал джип, чтобы отвезти на взлетную полосу в песчаных дюнах.
Боль в раненой руке и слова Старика не давали Джонни уснуть, хотя он отчаянно нуждался во сне. Было уже два часа ночи, когда он наконец отбросил одеяло и зажег лампу у своей лагерной кровати.
— Он сказал, что я приглашен. Клянусь Господом, я там буду.
Всю ночь и все следующее утро он провел за рулем. Первые двести пятьдесят миль шли по пустынной песчаной и каменной дороге, затем он добрался до скоростного шоссе и на рассвете повернул на юг по обширным равнинам и через горы. В полдень он увидел приземистый голубой силуэт Столовой горы на фоне неба, возвышавшейся над городом.
Он остановился в отеле «Вайнъярд», торопливо умылся, побрился и переоделся.
Все вокруг старого дома было заполнено дорогими автомобилями, машины были припаркованы по обе стороны улицы, но он нашел место для своего пыльного лендровера. Джонни прошел через белые ворота и зеленые газоны.
В доме играл оркестр, через открытые окна доносились голоса и смех.
