– Леви, – фыркнул Элдридж, и его очки гневно сверкнули. – Леви! Выведите его за пределы древнееврейского и египетского, и он как ребенок в диком лесу! – Теперь он держал меня за руку. – Бен. Я настаиваю. Я категорически требую эту работу.
– А как же Уилфрид Снелл и его критика моих теорий? Вам она показалась забавной, – теперь я держал его на крючке и мог позволить себе слегка обнаглеть. – Неужели вы согласны работать с человеком таких сомнительных убеждений?
– Уилфрид Снелл, – энергично заявил Элдридж, – большой осел. Разве это он нашел тысячу пунических свитков?
– Официант, – позвал я, – две большие порции коньяка.
– Три порции, – сказала Салли.
Мягкое тепло от коньяка разливалось по телу. Я слушал излияния Элдриджа – он требовал у Салли точных сведений, где, когда и как мы нашли свитки. Я обнаружил, что он начинает мне нравиться. Конечно, зубы у него как пни в выгоревшем лесу, но я и сам не образец физического совершенства. Правда и то, что он питает слабость к джину и красивым девушкам, но здесь он отличается от меня только выбором напитка, а кто я такой, чтобы утверждать, что «Глен Грант» лучше?
«Нет, – решил я, – несмотря на свое предубеждение, я смогу с ним работать… конечно, пока он будет держать свои костлявые руки подальше от Салли».
Элдридж прилетел через неделю после нашего возвращения в Лунный город. Мы встречали его на полосе. Я опасался, что переход от северной зимы к нашему лету с его сорокаградусной жарой отразится на его способностях. Но мне не стоило беспокоиться. Он оказался из тех англичан, которые, нахлобучив тропический шлем, идут по полуденному солнцу и даже не потеют. Багаж его состоял из одного-единственного саквояжа с личными вещами и десятка больших ящиков с химикалиями и оборудованием.
Я устроил ему первоклассную ознакомительную экскурсию на раскопки, без всякого успеха стараясь пробудить интерес к городу и пещере. Но Элдридж был узким специалистом, и больше его ничего не интересовало.
– Да, – говорил он. – Интересно. А где свитки?
Я думаю, даже тогда у него оставались сомнения, но я отвел его в архив, и, двигаясь вдоль уставленных кувшинами каменных полок, он замурлыкал, как тощий старый кот.
– Бен, – сказал он, – надо решить еще одну проблему. Статью о свитках я напишу сам, договорились?
Мы странное племя, работаем не ради золота, но ради славы. Элдридж хотел быть уверенным в своей доле.
– Договорились.
Мы обменялись рукопожатием.
– Ну, тогда ничто мне не мешает приступить немедленно, – сказал он.
– Конечно, ничто, – согласился я.
Работа со свитками – скорее искусство, чем наука. Для каждого свитка приходилось вырабатывать особые методы в зависимости от степени сохранности, качества кожи, состава чернил и других факторов. В минуту слабости Салли призналась мне, что не сумела бы выполнить эту работу: для этого требовался огромный опыт, которого у нее не было.
Элдридж работал как средневековый алхимик, пропаривая, смачивая, брызгая и крася. Его кабинет пропитался запахом химикалий и другими, еще более странными, а пальцы у них с Салли вечно были испачканы реактивами. Салли доложила, что поглощенность работой подавила его животные инстинкты настолько, что он лишь изредка делал попытки поинтересоваться наиболее выдающимися частями ее тела.
Каждый свиток расправляли, оценивали его содержание и приступали к подробному переводу. Одна за другой перед нами раскрывались бухгалтерские книги городской торговли, звучали приказы, отданные Великим Львом и Советом девяти семейств. Записи вели безымянные чиновники – сжато, экономно, без всякого полета воображения и ненужных описаний. Этот абсолютно прагматичный взгляд вполне соответствовал стилю жизни, который воссоздавался по нашим находкам на раскопках. По вечерам мы обсуждали результаты.
– Типично для финикийцев, – подтверждал Элдридж. – У них не было интереса к пластическим искусствам, их керамика груба и однотипна. По моему мнению, их скульптура, вернее, то немногое, что от нее сохранилось, просто отвратительна.
– Для занятий искусством нужно богатство, свободное время и безопасность, – предположил я.
– Верно, хорошие примеры – Рим и Греция. Карфаген, а до него Финикия были в слишком опасном положении, им приходилось постоянно бороться за выживание. Торговцы и воины, они больше интересовались богатством и властью, чем роскошествами.
– Не нужно углубляться так далеко, современное искусство тоже возникает у наций, обеспечивших себе безопасность и богатство.
– А мы, белые африканцы, подобны карфагенянам древности, – сказала Салли. – Когда в холмах скрывается золото, никто не интересуется картинами.
Свитки подтверждали нашу теорию. Золото с Зимбао и Пунта, слоновая кость с южных травяных равнин или из лесов вдоль большой реки, шкуры и сушеное мясо, соленая рыба с озер, вино и масло из расположенных на террасах садов Зенга, медь с холмов Тии, соль из котловин на западных берегах озер, олово с места слияния двух рек, зерно в плетеных камышовых корзинах из Срединного царства, солнечные камни с южной крокодильей реки, железные слитки из шахт Салы – и рабы, тысячи и тысячи людей, с которыми обращались как с домашним скотом.
Отсчет времени в хрониках начинался с какого-то неизвестного момента в прошлом – мы полагали, что это дата основания нашего города, – и каждая новая запись начиналась с пометы вроде «год 168, месяц слона». Из этих записей мы сделали вывод о десятимесячном годе, состоявшем из 365 дней.
Как только была установлена природа свитков, я предложил Элдриджу не идти последовательно с начала к концу, а брать отдельные свитки выборочно, чтобы попробовать получить общее впечатление об истории города.
Он согласился с моим мнением, и скоро перед нами стала разворачиваться картина обширной колонизации Центральной и Южной Африки воинственным и энергичным народом. Политическим центром был город Опет, которым правил наследственный царь, Великий Лев, и олигархия из девяти аристократических семейств. Декреты Совета девяти касались огромного множества проблем, от мер, необходимых для расчистки ведущих в озеро каналов, чтобы те не зарастали водорослями, до выбора вестников, которых посылали к богам Баалу и Астарте. Астарта здесь, казалось, упоминалась чаще, чем обычная для Карфагена Танит. Мы полагали, что «вестники» – это человеческие жертвоприношения.
Мы обнаружили тщательно записанные семейные древа, основанные, как и у евреев, на генеалогии по женской линии. Каждый аристократ мог проследить свое происхождение до самого основания города. Из хроник также явствовало, что религия составляла важную часть жизни и представляли собой распространенную форму политеизма с двумя главными божествами, мужским и женским – Баалом и Астартой.
Продвигаясь вперед во времени, мы обнаруживали новые факторы, новые сложные обстоятельства требовали внимания правителя. Быстрое высыхание озера Опет начало угрожать существованию города, и в 296 году Великий Лев послал 7 000 рабов на помощь тем, кто расчищал каналы, ведущие к морю. Он также отправил тысячный отряд собственной гвардии под командованием военачальника Рамуза с приказом «двигаться на восток навстречу восходящему солнцу, не останавливаясь и не теряя решительности», пока они не доберутся до восточного моря и не найдут путь к северным землям, чье существование было доказано капитаном и навигатором Хаббакуком Лалом.
