– Что смешного? – спокойно спросил Шон.
– Ничего и все. Ты и я. Выпей шампанского.
– Сумасшедшая женщина, – Шон поцеловал ее. – Мне нравится такая прическа.
– Ты не разочарован?
– Результатами? Да, наверно, разочарован.
Он подошел к столу, налил вино в хрустальные бокалы, один протянул ей, другой взял сам.
– Предлагаю тост – за короткую волнующую политическую карьеру Шона Кортни.
– Ты так этого хотел, а сейчас...
Шон кивнул.
– Да. Я всегда хотел победить. Но игра проиграна... – Он пожал плечами. – Сказать тебе кое-что? Мне уже надоело произносить речи и пожимать руки. Чувствую, что глупо улыбаюсь даже во сне.
Он подошел к одному из кожаных кресел и с удовольствием сел.
– Есть еще кое-что. Садись, расскажу.
Она подошла, села ему на колени и просунула руку под рубашку, почувствовав короткие жесткие волосы на груди и упругую плоть под ними.
– Расскажи, – сказала она, и он рассказал ей о Гарри. Медленно, ничего не упуская: о ноге, о том, как было у них в детстве, и наконец о Майкле. Она помолчала, и Шон увидел в ее глазах боль – Руфь думала о том, что он спал с другой женщиной. Наконец она спросила:
– Гарри знает, что Майкл твой сын?
– Да. Энн ему сказала однажды вечером. Тогда я ушел из Ледибурга. Он хотел убить меня.
– Почему ты ушел?
– Я не мог оставаться. Гарри ненавидел меня из-за сына, а Энн – изза того, что я не хотел ее.
– Значит, она по-прежнему хотела тебя?
– Да. В тот вечер... в тот вечер Энн пришла ко мне и...
– Понимаю.
Руфь кивнула, все еще испытывая боль и ревность, но пытаясь понять.
– Я ей отказал, и тогда она пошла к Гарри и выложила ему все о ребенке. Боже, какая она гнусная тварь!
– Но если ей нужен был ты, почему она вышла за Гарри?
– Она была беременна. Считала, что меня убили на зулусской войне. Вышла замуж, чтобы у ее ребенка был отец.
– Понятно, – прошептала Руфь. – А зачем ты рассказываешь об этом мне?
– Хочу, чтобы ты поняла, что я чувствую к Гарри.
– После того, как он поступил на том собрании, ты не должен испытывать к нему симпатию.
– Но он целился не в тебя, а в меня. – Шон помолчал. – Ты понимаешь, о чем я. Я перед ним в долгу. И теперь, кажется, смог уплатить этот долг. Поэтому...
– Поэтому ты рад, что он сегодня победил? – закончила за него Руфь.
– Да, – ответил Шон. – Ты ведь понимаешь, как это для него важно. Впервые он сумел... сумел... – В поисках слов Шон смущенно вертел руками.
– Сумел соперничать с тобой на равных, – подсказала ему Руфь.
– Совершенно верно!
И Шон кулаком ударил по ручке кресла.
– Когда я подошел его поздравить, он готов был принять меня. Даже пригласил в Тёнис-крааль – и тогда эта проклятая женщина вмешалась и увела его. Но я знаю, что теперь все будет в порядке.
В дверь постучали, и Руфь соскочила с колен Шона.
– Должно быть, официант с завтраком.
Но не успела она дойти до двери, как стук повторился – да такой настойчивый, что грозил обрушить штукатурку.
– Иду! – раздраженно сказала Руфь и распахнула дверь.
Во главе с Бобом Сэмпсоном в комнату ворвалась группа людей – жестикулируя и говоря все разом, они окружили Шона.
– Что происходит? – спросил он.
– Ты победил! – закричал Боб. – Пересчет! Ты обошел его на десять голосов.
– Боже мой! – воскликнул Шон и добавил – тихо, так что услышала только Руфь: – Гарри. Бедный Гарри!
– Откройте шампанское, пошлите за ним еще. Мы все победили! – возбужденно говорил Боб Сэмпсон. – Давайте выпьем за Южно-Африканский Союз!
Глава 83
– Даже теперь. Из всех случаев, из всех возможностей – даже на этот раз.
Гарри Кортни был уже пьян. Он глубоко утонул в кресле со стаканом в руках, помешивая круговыми движениями коричневую жидкость, так что несколько капель перелилось через край и упало ему на брюки.
– Да, – согласилась Энн. – И теперь тоже.
Она стояла спиной к нему, глядя в окно их номера на освещенную газом улицу внизу, потому что не хотела видеть его лицо. Но изменить свой резкий, насмешливый тон она не могла.
– Теперь ты можешь вернуться к своим жалким книгам. Ты свое доказал – показал и себе и всему миру, насколько ты успешен.
Медленными движениями она начала с чувственным наслаждением массировать себе предплечья. Ее принизывала легкая дрожь, и юбки шуршали, как листва на ветру.
Боже, как близко подступила беда – и как она испугалась.
– Ты неудачник, Гарри Кортни. Всегда им был и всегда будешь.
Она снова вздрогнула, вспомнив свой страх. Муж едва не ушел от нее. Она видела, что это началось с самым первым объявлением результатов. С каждой минутой угроза становилась сильнее. Даже голос у него изменился, в нем зазвучала уверенность. Он смотрел на нее странно, без покорности, с зарождающимся презрением. Потом этот бунт, когда он заговорил с Шоном Кортни. Вот тогда она испугалась всерьез.
– Ты неудачник, – повторила она и услышала, как он то ли вздохнул, то ли сглотнул. Энн ждала и, услышав звуки льющейся в стакан жидкости, плотнее обняла себя руками и улыбнулась, вспоминая объявление о пересчете.
Ах как он съежился, точно рухнул, и повернулся к ней, ах как все разом исчезло: уверенность, презрение. Исчезло!
Исчезло навсегда. Шон Кортни никогда его не получит. Она дала клятву – и теперь сдержала ее.
И который уже раз принялась вспоминать ту ночь. Ночь, когда она дала клятву.
Шел дождь. Она стояла на широкой веранде Тёнис-крааля, а Шон вел лошадь по лужайке. Влажная ткань его рубашки липла к плечам и груди, борода от дождя вилась мелкими кудряшками, и он походил на веселого пирата.
– Где Гарри? – спросила она.
– Не волнуйся. Поехал в город повидаться с Адой. Вернется к ужину.
Он поднялся на веранду и стоял, возвышаясь над ней, его ладонь была холодной от дождя.
– Ты должна теперь больше заботиться о себе. Нельзя стоять на холоде.
Ее голова была у его плеча. Когда он взглянул на нее, в его взгляде был мужской страх перед беременностью.
– Ты отличная женщина, Энн, и наверняка родишь прекрасного ребенка.
– Шон! – (Энн помнила, как его имя вырвалось у нее тоскливым криком.) Она быстро ринулась в кольцо его рук, прижалась всем телом, обхватила голову, вцепившись в волосы на затылке. Потянула его голову вниз, рот ее раскрылся и влажно приник к его губам, спина изогнулась. Энн прижалась бедрами к его ногам, ища своим телом его мужественность. Острое возбуждение от ощущения его волос в своих руках, когда она потянула его лицо вниз, и вкус его рта, теплого и влажного.
