– Оставайся здесь. Я иду искать Мбежане.
– Ты его не найдешь в этой суматохе. Он был с лошадями. Только послушай.
Из вагонов с лошадьми в хвосте поезда доносились звуки, которые Шон надеялся никогда в жизни больше не услышать. Двести оказавшихся в ловушке, обезумевших от ужаса лошадей – это хуже крика людей, которые еще оставались в вагонах.
– Мой Бог! – прошептал Шон. Потом его охватил гнев, пересиливший страх. – Мерзавцы! – закричал он и посмотрел на высоты над собой.
Буры выбрали место, где линия железной дороги повторяла изгиб реки. Вода отрезала путь к отступлению с одной стороны. С другой начинался крутой подъем, двойная складка местности господствовала над всем протяжением линии.
Вдоль первой складки лежали стрелки – судя по интенсивности огня, не менее двухсот, – а над ними торчали стволы пулеметов; поворачиваясь, они безжалостно поливали поезд пулями. Шон некоторое время гневно смотрел, потом взял ружье, которое прихватил с собой из вагона, и опустошил магазин, стреляя по пулеметам.
Вспышки сразу стали ярче, начали отыскивать его, и воздух вокруг головы Шона разорвал свист сотен хлыстов.
Перезаряжая ружье, Шон резко пригнулся, потом снова выпрямился и продолжал стрелять.
– Мерзавцы! – кричал он, и, должно быть, его услышали, потому что теперь не только «максимы», но и ружья начали искать его. Пули пролетали совсем рядом.
Шон снова пригнулся; рядом с ним стрелял Сол.
– Где ты взял ружье?
– Сходил за ним.
Сол подчеркнул ответ выстрелами, и Шон хмыкнул, перезаряжая оружие.
– Когда-нибудь тебе достанется, – сказал он.
– Этому я научился у тебя, – возразил Сол.
И снова Шон безрезультатно опустошил магазин; отдача ружья разбудила в нем старую привычку срывать гнев, и только.
Потребовался лишь голос Мбежане, чтобы он вырвался наружу.
– Где тебя носило? – заорал Шон.
– Я потерял копья. И долго искал их в темноте.
Шон помолчал, вглядываясь в возвышение.
Слева, там, где фронт буров разрывала небольшая донга, спускавшаяся к железной дороге, стрелков не было. Оттуда можно было добраться до установленного наверху «максима».
– Бери свои копья, Мбежане.
– Куда ты? – спросил Сол.
– Попробую добраться до пулемета. Оставайся здесь и займи чемнибудь этих джентльменов.
Шон пошел вдоль поезда к выходу из донги. И прошел уже пятьдесят футов, когда понял, что за ним идет не только Мбежане, но и Сол.
– Куда это ты собрался?
– С тобой!
– Ничего подобного!
– Увидим.
В голосе Сола звучало упрямство, которое Шон уже научился распознавать, да и спорить было некогда. Шон побежал и снова укрылся, за перевернутым вагоном у входа в ущелье. Здесь он еще раз оценил обстановку.
Донга кажется узкой, но глубокой; она сплошь до самого верха, где у буров разрыв в линии, заросла густым кустарником, который укроет их.
– Должно получиться, – сказал он вслух и обратился к двоим своим спутникам: – Я пойду первым, за мной ты, Сол, и гляди, куда ступаешь!
Он смутно подозревал, что кто-то организовал сопротивление уцелевших в аварии – слышались выкрики офицеров, и на огонь буров отвечало больше ста ружей.
– Хорошо. Я пошел. – Шон встал. – Как только я переберусь, идите за мной.
В этот миг послышался новый голос:
– Эй, что вы тут делаете?
– А ты кто? – нетерпеливо ответил Шон.
– Офицер, – и Шон узнал и голос, и долговязую фигуру с обнаженной шпагой в руке.
– Ачесон!
Секундное колебание, и Ачесон тоже узнал его.
– Кортни! Что вы делаете?
– Собираюсь напасть на «максим».
– Думаете, вы до него доберетесь?
– Попробую...
– Отлично, идите. Если доберетесь, мы будем готовы поддержать вас.
– Увидимся наверху, – сказал Шон и побежал ко входу в донгу.
Они цепочкой молча двигались наверх, выстрелы и крики заглушали шум их продвижения. Шон слышал, как над ними все громче звучат голоса бюргеров; они оказались в ущелье совсем рядом с ними и поднялись выше.
Здесь ущелье стало мельче, оно выравнивалось, приближаясь к вершине. Шон высунул голову за его край и осмотрелся.
Под собой он мог разглядеть только неясные очертания буров в траве, но их ружья, видные сверху, выбрасывали длинные оранжевые языки пламени, ответные же выстрелы англичан были лишь огненными точками в темноте вокруг вагонов.
Потом Шон посмотрел на пулемет и понял, почему огонь снизу никак его не затронул. Установленный под каменным выступом на выдающейся вперед площадке, он был защищен полевым укреплением – невысоким валом из камней и земли. Из узкого отверстия торчал толстый, из-за водяной рубашки, ствол. За низкой стеной у пулемета лежали три человека.
– Пошли, – шепотом сказал Шон, выбрался из донги и пополз попластунски.
Один из бюргеров увидел его, когда он был в нескольких ярдах от них.
– Magtig! Pas op, daars... [14.1]
Шон взмахнул ружьем, зажатым в обеих руках, как дубиной, и бур не закончил свое предупреждение. Мбежане и Сол последовали его примеру, и на несколько мгновений площадка заполнилась борющимися людьми. Потом все кончилось. В наступившей тишине слышалось только тяжелое дыхание троих проводников.
– Знаешь, как работает эта штука, Сол?
– Нет.
– Я тоже.
Шон присел за пулеметом, взялся обеими руками за ручки, и его палец автоматически лег на кнопку пуска.
– Wat maker iune daar bo? Skeit, man, skeit!
[15]
– крикнул снизу бур, и Шон закричал в ответ:
– Wag maar’n oomblik-dan skeet ek bedonderd Wite daar!
[16]
– Кто там? – спросил бур, и Шон опустил ствол пулемета.
Было слишком темно, чтобы использовать прицел, поэтому он просто направил ствол вниз и большими пальцами нажал на гашетку. Его плечи сразу затряслись, как у рабочего с отбойным молотком, грохот выстрелов оглушил его, но он медленным плавным движением вел стволом вдоль вершины складки под собой.
Снизу послышались вопли и протестующие крики, и Шон со свирепой радостью рассмеялся. Обстрел поезда чудесным образом прекратился, буры разбегались, укрываясь от пуль. Большинство, стараясь уйти за пределы досягаемости «максима», побежали по противоположному склону туда, где внизу их ждали лошади, а снизу, от поезда, накатывалась волна английской пехоты – обещанная Ачесоном поддержка.
