– Ja, так я и думал, – сказал он. – Они идут с двух сторон, чтобы разделить нас.
Вдоль реки приближались такие же цепи фигурок. Они выгибались, потом выпрямлялись, снова выгибались, но упорно приближались. Передовые шеренги уже дошли до ориентиров, обозначающих тысячу ярдов; еще пять минут, и они окажутся в пределах досягаемости.
– Ориентиры стоят хорошо, – сказал Леруа, пробегая по ним взглядом.
Пока большая часть его людей копала укрепления на холмах и вдоль реки, другая часть через каждые двести пятьдесят ярдов устанавливала ориентиры – небольшие груды камней, вымазанные беловато-серой речной грязью.
Эту хитрость англичане как будто так и не смогли разгадать – когда они подходили, буры стреляли с точностью до ярда.
– Река в безопасности, – решил Леруа. – С этой стороны им не прорваться. – Он позволил себе улыбнуться. – Они ничему не учатся. Каждый раз приходят не с той стороны.
Он переместил внимание на левый фланг. Здесь опаснее всего, здесь он должен командовать лично. И он побежал на свою прежнюю позицию, а вокруг него не успокаивалась буря шрапнели и лиддита.
Леруа упал на живот между двумя бюргерами, прополз вперед, снимая с груди патронташ, и обернул его вокруг камня.
– Удачи, уум Пол, – сказал бюргер.
– И тебе, Хендрик, – ответил Леруа, поставил прицел своего маузера на тысячу ярдов и положил ружье перед собой на камень.
– Они ближе, – сказал бюргер.
– Очень близко. Удачи и стреляй точно!
Внезапно огонь прекратился – наступила тишина. Страшная, тоскливая тишина, поражающая больше, чем гром орудий. Ветер унес с вершины пыль и дым, и ослепительное солнце осветило и холмы, и золотисто-коричневую равнину. Ярко блестела вода Ваала, каждая фигура в хаки была освещена сзади, так что под ногами у них лежали черные тени. Они дошли до линии ориентиров.
Леруа поднял ружье. Он следил за человеком, а одиночку идущим перед цепью. Дважды на его глазах этот человек останавливался, как будто выкрикивал приказы тем, что шли за ним.
– Ты первый, друг мой, – сказал Леруа и тщательно навел на офицера прицел, так что на мушке оказалась его голова.
Он мягко убрал слабину спускового механизма, и отдача сильно ударила в плечо. Характерный злобный треск маузера заполнил уши. Леруа увидел, как офицер упал на траву.
– Ja, – сказал он и перезарядил ружье.
Не слитым залпом, не постоянным треском, как при Коленсо, но неторопливо и размеренно, тщательно рассчитывая каждый выстрел, начали охоту ружья буров.
– Научились, – хмыкнул Леруа, оттягивая затвор и выбрасывая пустую гильзу на камни. – Хорошо научились.
И убил еще одного.
В двух местах на холмах заработали «максимы». Не добравшись до второго ряда ориентиров, первая волна наступающих перестала существовать; на траве повсюду лежали тела, скошенные убийственно точным огнем буров. Второй ряд переступил через убитых и упрямо продолжал приближаться.
– Смотрите, как идут! – крикнул бюргер дальше по линии.
И хотя они видели такое десятки раз, на всех этих оборванных фермеров подействовало бесстрастное, неумолимое приближение английской пехоты.
– Эти люди идут не жить, а умирать! – сказал кто-то рядом с Леруа.
– Так поможем им умереть! – крикнул Леруа.
Внизу на равнине неумолимые ряды приближались к третьей линии ориентиров.
– Стреляйте, керелы! Стреляйте точнее! – кричал Леруа: уже стали видны штыки. Он вложил в магазин новую обойму, тыльной стороной ладони стер пот со лба, снова нацелил ружье и следующими шестью выстрелами свалил четверых нападающих.
И увидел перемену. В одном месте цепь изогнулась: одна ее часть продолжала двигаться вперед, но на флангах солдаты дрогнули и начали прятаться за любыми самыми жалкими укрытиями.
– Они ломаются! – возбужденно закричал Леруа. – Они не дойдут до склонов!
Движение вперед прекратилось – не в силах больше выдерживать убийственный огонь, солдаты поворачивали обратно; офицеры метались, пытаясь заставить их идти вперед. Тем самым они выдали себя бурским стрелкам – и прожили недолго.
– С ними покончено! – крикнул Леруа, и по линии обороняющихся прокатилась негромкая волна радостных криков; буры усилили огонь, увеличивая суматоху неудавшейся атаки.
– Стреляйте по ним, керелы! Стреляйте!
Дальние ряды обогнали передние, но тоже дрогнули под огнем «максимов» и маузеров.
На равнине прогремел траурный горн, и тут же последние судорожные попытки продвижения вперед прекратились; минуя мертвых и раненых, солдаты отступали.
Над их головами пролетел единственный снаряд и разорвался в долине за холмом, и сразу же пушки возобновили обстрел холма. Под этот грохот пятьсот буров кричали, смеялись и махали ружьями отступающим пехотинцам.
– Что на реке? – крикнул Леруа в общем шуме и немного погодя получил ответ:
– Они не дошли до реки. Там они тоже сломались.
Леруа снял шляпу и вытер с лица пот и грязь. Потом посмотрел на заходящее солнце.
– Боже всемогущий, благодарим Тебя за этот день. Даруй нам свою милость и руководство в другие дни.
* * *
Артиллерийский обстрел холмов, как штормовые волны, бушевал до наступления темноты. Потом в темноте по всей долине, как желтые цветы в саду, распустились костры английских бивуаков.
Глава 55
– Ночью нужно прорваться.
Леруа через костер посмотрел на Зайтсманна.
– Нет, – ответил старик негромко, не глядя на него.
– Почему? – спросил Леруа.
– Мы, пожалуй, удержим эти холмы. Им не прогнать нас отсюда.
– Ja. Мы сможем удержать их завтра, два дня, неделю – но потом все будет кончено. Сегодня мы потеряли пятьдесят человек.
– А они – многие сотни. Господь сокрушил их, и они погибли.
Зайтсманн поднял голову, и его голос набрал силу.
– Мы останемся здесь и предадим свои судьбы в руки Господа.
Слушатели одобрительно загудели.
– Минхеер. – Леруа прижал пальцы к глазам, чтобы смягчить ужасную боль. Он был болен от лиддита и устал до глубины души. Остаться легче. В этом нет бесчестья, если и раньше они сражались, как мужчины. Еще два дня. И все кончится без позора. Он убрал руки с лица. – Минхеер, если мы не прорвемся сегодня ночью, мы никогда этого не сделаем. Завтра у нас уже не будет сил.
Он замолчал, потому что слова приходили медленно; его мозг был одурманен парами лиддита, оглушен грохотом больших пушек. Он посмотрел на свои руки и увидел нарывы на запястьях. Бесчестья не будет. Они дадут последний бой и с честью погибнут.
