– Да не в чести дело, – сказал он и встал. Все молча ждали, что он скажет. Леруа умоляюще протянул руки, и огонь костра осветил снизу его лицо, оставив в тени глаза – темные дыры, как ямы в черепе. Он постоял так. Рваная одежда болталась на исхудавшем теле великана.
Не оставалось ничего, кроме необходимости сражаться. Он уронил руки.
– Я ухожу, – просто сказал он. – Когда зайдет луна, я уеду.
И ушел от костра. Один за другим люди вставали и шли за ним – все это были люди из его отряда.
* * *
Шесть человек сидели кружком и ждали, когда луна коснется холмов. За ними стояли оседланные лошади; из чехлов торчали ружья. Возле каждой из шестисот лошадей лежал бюргер, одетый, закутанный в одеяло; люди пытались спать. Хотя лошади топали и беспокойно двигались, звона узды не было слышно – все звуки старательно приглушали.
– Повторим снова, чтобы каждый знал свою роль. – Леруа осмотрел кружок. – Я пойду первым с сотней людей и двинусь вдоль реки на восток. Твой маршрут, Хендрик?
– На юг, мимо кавалерии. На рассвете – поворот к горам.
Леруа кивнул и спросил следующего:
– А твой?
– На запад вдоль реки.
– Ja, а твой?
Он спросил каждого, и когда все ответили, сказал:
– Место встречи – старый лагерь у холма Инлозана. Договорились?
И они принялись ждать, глядя на луну и слушая грызню шакалов изза трупов англичан на равнине. Потом луна ушла за холм, и Леруа подобравшись встал.
– Totsiens
[22]
, керелы! Удачи нам всем.
Он взял повод своей лошади и повел ее к Ваалу; за ним молча повели своих лошадей сто человек. Когда они проходили мимо единственного фургона у Падды, подошел старик Зайтсманн, ведя вьючного мула.
– Уходите? – спросил он.
– Ja, минхеер, надо.
– Да не оставит вас Господь.
Зайтсманн протянул руку, и они обменялись рукопожатием.
– Мул нагружен. Это деньги для вас. Нам они не понадобятся.
– Спасибо, минхеер. – Леруа знаком велел одному из своих людей забрать мула. – Удачи.
– Удачи, генерал.
Зайтсманн впервые назвал его так, и Леруа двинулся к периметру обороны и дальше на равнину, где ждали англичане.
Едва забрезжил обманчивый рассвет, они миновали англичан и были свободны. Но за ночь дважды слышалась стрельба. Не всем уходящим так повезло.
Глава 56
Шон и Сол стояли у шотландской коляски. Мбежане принес им кофе.
– Боже, сегодня так холодно, что может замерзнуть крючок у медной обезьяны. Шон взял чашку обеими руками и шумно отпил.
– Ну, твой-то хотя бы зачехлен, – возразил Сол. – Нам лучше пошевеливаться, пока мы не примерзли к земле.
Шон согласился.
– Пора обойти наш участок. – Он крикнул Мбежане: – Погаси костер и приведи лошадей!
Двойной цепочкой, с коляской в тылу они начали обход. За последние четыре дня они объезжали эту территорию много раз, прочесывали во всех направлениях участок, отведенный им Ачесоном. Трава стала жесткой от мороза и хрустела под копытами лошадей.
Впереди, точно охотничьи собаки, бежали зулусские следопыты, позади жались в шинелях солдаты, а Шон и Сол возобновили свой бесконечный спор с того места, на котором остановились накануне вечером. Они уже так далеко забрались в будущее, что говорили о федерации с ответственным правительством, которая займет все территории к югу от Замбези.
– Именно это уже десять лет предлагает Родс, – заметил Сол.
– Не хочу иметь с этим лукавым ублюдком ничего общего, – энергично заявил Шон. – Он будет держать нас пришпиленными к юбке Уайтхолла; чем быстрей мы избавимся от него и Маймера, тем лучше.
– Ты хочешь избавиться от имперского правления? – спросил Сол.
– Конечно. Закончим войну и отправим их всех назад за море.
– Полковник, похоже, вы воюете не на той стороне, – заметил Сол, и Шон усмехнулся.
– Серьезно, Сол...
Он не договорил. Из темноты неслышно выбежал Мбежане; Шон остановил лошадь и почувствовал, как от возбуждения у него закололо кожу.
– Мбежане?
– Мабуну!
– Где? Сколько?
Он выслушал сбивчивое объяснение Мбежане и повернулся к старшине Экклзу, который тяжело дышал ему на шею.
– Ваши птички, Экклз. Примерно сотня, в миле перед нами и движутся нам навстречу.
В голосе Шона звучало то же возбуждение, от которого усы на бесстрастном лице Экклза задергались, как большая гусеница.
– Развернуться цепью. В темноте они наткнутся прямо на нас.
– Спешиться, сэр?
– Нет, – ответил Шон. – Мы нападем на них, едва они покажутся. Но, ради Бога, тише!
Шон сидел верхом, рядом с ним Сол, а две шеренги всадников неслышно расходились от них в стороны. Разговоров не было, только изредка – звяканье узды, удар копыта о камень, шорох снимаемых тяжелых шинелей и мягкое щелканье открываемых и закрываемых затворов.
– Друзья, мы снова идем на прорыв, – прошептал Сол, но Шон не ответил – он сражался со своими страхами.
Даже в холоде рассвета его руки вспотели. Он вытер их о штаны и достал из чехла ружье.
– Как насчет «максимов»? – спросил Сол.
– Некогда устанавливать. – Шон понял, что хрипит, и откашлялся. – Да зачем? Нас шестеро на одного.
Он посмотрел на молчаливую шеренгу своих людей. Темная линия на траве, которая на рассвете светлеет. Он видел, что все всадники наклонились вперед, держа ружья на коленях. Напряжение в полутьме было почти осязаемым и передалось даже лошадям; они не стояли спокойно под всадниками, переступали с ноги на ногу, нетерпеливо кивали головами.
Боже, только бы не заржали!
Он всмотрелся в темноту. Ожидание, полное страха – его собственного и страха его людей, настолько напряженное, что буры должны почувствовать его.
Более темное пятно в предрассветных сумерках, впереди и чуть слева. Шон несколько секунд наблюдал и увидел, что пятно медленно, как тень освещенного луной дерева, движется по открытому вельду.
– Буры? – прошептал Сол, и в груди Шона ворохнулось сомнение. Пока он колебался, пятно приблизилось, и он услышал топот копыт.
Буры ли это? Он отчаянно искал хоть какой-нибудь знак, который позволил бы начать атаку. Буры? Но никакого знака не было, только медленное приближение и негромкие звуки, хорошо слышимые в тишине рассвета.
Теперь их разделяло менее ста ярдов, хотя в темноте трудно сказать точно; темная масса словно плывет навстречу.
