– Удачи, Шон.
– Спасибо, Майк.
Они, улыбаясь, пожали друг другу руки, и Шон поднялся в вагон.
Джонсон держался дружелюбно, но твердо, а Николс из банка «Стандарт» – вежливо и сочувственно. Шон купил билет на северный поезд, чтобы выстрелить из двух последних стволов.
– Полковник Кортни! Рад вас видеть. – Приветствуя Шона, портье отеля вышел из-за стойки. – Мы только на прошлой неделе говорили о вас. Добро пожаловать в Йоханнесбург.
– Привет, Фрэнк. Немного поправились? – Он ткнул его в живот. – Скажите, Фрэнк, Канди... миссис Раутенбах здесь?
– А! После вашего отъезда произошли кое-какие перемены, сэр. – Служащий улыбнулся с легким оттенком злорадства. – Она больше не миссис Раутенбах. Нет, сэр. Теперь она миссис Хейнс, миссис Джок Хейнс!
– Боже! Она вышла за Джока!
– Да, сэр. Две недели назад. Самая шикарная свадьба в Йохбурге с окончания войны. Две тысячи гостей.
– И где она сейчас?
– В море. Медовый месяц. Отправились на полгода в Англию и в Европу.
– Надеюсь, она счастлива, – негромко сказал Шон, вспоминая, какое одиночество было в ее глазах, когда он уходил в последний раз.
– С деньгами мистера Хейнса? Как же иначе? – с искренним удивлением отозвался портье. – Остановитесь у нас, полковник?
– Если найдется номер.
– Для друга у нас всегда найдется номер. На сколько, сэр?
– На два дня, Фрэнк.
Тим Кертис был главным инженером «Сити Дип». Когда Шон попросил у него взаймы, он расхохотался.
– Боже, Шон, я только работаю здесь. Эта проклятая шахта мне не принадлежит.
Шон пообедал с ним и с его женой, которая стала миссис Кертис два года назад.
Растягивая остановку в Йоханнесбурге, он побывал в банках.
Когда-то он вел дела со всеми этими банками, и, к удивлению Шона, хотя персонал сменился, в каждом банке о нем как будто слышали.
– Полковник Кортни. Тот самый полковник Кортни с акациевой фермы Лайон-Коп в Натале?
И когда Шон кивал, он видел, что в глазах собеседников словно закрывались какие-то ставни, как благоразумный домохозяин закрывает окна от воров.
На восьмой вечер он заказал в номер бренди – две полные бутылки. И опустошил их – целеустремленно и отчаянно.
Бренди не успокоил его, а только изменил восприятие проблемы и углубил меланхолию Шона.
Он лежал без сна, пока рассвет не затмил желтый свет газовых ламп. Бренди гудел в голове, и Шон затосковал о спокойствии – о том спокойствии, которое находил только в безграничном просторе и тишине вельда.
– Сол, – произнес он, и его охватила печаль: он обещал совершить паломничество и не сдержал слово.
– Здесь все кончено. Пора уезжать, – сказал он и поднялся. У него закружилась голова, и он ухватился за спинку кровати, чтобы не упасть.
Холм он узнал еще за пять миль. Очертания холма навсегда запечатлелись в его памяти: симметричные склоны, усеянные камнями, которые на солнце тускло блестят, как чешуйки рептилии, плоская вершина, окруГлава 71 женная каменным кольцом, – высокий алтарь, на который приносились жертвы алчности и глупости.
Подъехав ближе, он увидел на склонах алоэ – мясистые листья, собранные в корону и увенчанные алыми цветами. Под холмом на короткой бурой траве – длинная линия белых точек. Шон подъезжал, и каждая точка превращалась в груду белых камней с металлическим крестом над ней.
Тело затекло от целого дня в седле. Шон медленно спешился.
Стреножил лошадей, снял с них седла и вьюки, отпустил пастись. А сам постоял в одиночестве, куря сигару: почему-то он не решался сразу подойти к могилам.
Его мягко окутала тишина этой пустой земли; ее не нарушал, а только подчеркивал свист ветра на равнине. Хруст, с каким лошади срывали траву, казался в этом месте святотатством, но отвлек Шона от тяжелых мыслей. Он прошел вдоль двойной линии могил и постоял перед одной из них. На металле креста грубыми буквами было вырезано «Здесь лежит храбрый бюргер».
Шон прошел вдоль ряда крестов и на каждом читал те же слова. На некоторых надпись была трудноразличима, в одной буква «г» сменилась на «х». Шон сердито посмотрел на это: какой мерзавец в спешке и по недомыслию превратил эпитафию в оскорбление
[26]
?
– Прости, – произнес он вслух, извиняясь перед лежащим здесь человеком. Смутился и рассердился на себя за слабость. Только сумасшедший вслух разговаривает с мертвыми. Он перешел ко второму ряду крестов.
«Старший матрос У. Картер, королевский морской флот».
Это тот, толстый.
«Капрал Хендерсон».
Две пули в грудь и одна в живот.
Он шел вдоль ряда и читал надписи. Некоторые так и оставались надписями, в других случаях он отчетливо и ярко видел людей. Видел их смеющимися и испуганными, видел, как они едут верхом, вспоминал их голоса. Этот остался должен ему гинею – Шон вспомнил пари.
– Оставь себе, – сказал он и сразу спохватился.
Он медленно дошел до конца ряда и по инерции сделал несколько шагов дальше, к могиле, устроенной отдельно от остальных – по его же приказу.
Он прочел надпись. Потом присел, устроился поудобнее и просидел до захода солнца, когда поднялся холодный пронизывающий ветер. Только тогда он сходил к своему седлу и достал одеяло. Хвороста не было, и он спал в холоде ночи и своих мыслей.
Утром он вернулся к могиле Сола и впервые заметил, что между камнями насыпи растет трава, а крест слегка покосился. Сбросив куртку, Шон опустился на колени и принялся, точно садовник, выкапывать траву охотничьим ножом. Потом убрал от креста камни. Вырвал крест из земли и заново вкопал его, старательно установив, заполнив яму у основания булыжниками и землей и снова прочно окружив большими камнями.
Отступил, стряхнул землю с рук, осмотрел работу. Потом пошел по склону к вершине, пробираясь между камнями. Нож легко срезал мягкие толстые стебли, из ран сочился сок. С охапкой срезанных стеблей Шон начал спускаться. Краем глаза он заметил сбоку цветное пятно, что-то розово-белое меж камнями. Он пошел туда. Готтентотские маргаритки – красивые «граммофончики» с розовым горлом и хрупким белым язычком.
Обрадовавшись находке, Шон отложил стебли алоэ с цветами и прошел среди маргариток. Наклоняясь, как жнец, он собирал их, переплетая цветки стеблями травы, пока не дошел до входа в узкое ущелье. Здесь он остановился и распрямил затекшую спину.
Ущелье узкое – он без труда может его перепрыгнуть, – но глубокое. Шон без особого интереса всмотрелся в него.
Щель была забита намытым водой песком, но Шон вдруг заинтересовался, заметив полупогребенные кости большого животного. Однако спуститься его заставили не эти кости, а объемистый кожаный предмет среди них.
