Он замолчал, услышав звонок телефона под оливково-зеленым костюмом-«сафари», который был на Хейзел.
— О боже! — прошептала она и, расстегивая пуговицы, извлекла телефон.
— Оставьте нас! — резко приказал Гектор своим людям. — Уходите! Немедленно!
Все немедленно повиновались, и Пэдди О’Куинн закрыл за собой дверь. Хейзел уже поднесла телефон к уху и кричала в микрофон:
— Алло! Кто это? Говорите! Пожалуйста, говорите!
Гектор взял ее за плечо. Осторожно потряс.
— Хейзел, это не обычный звонок. Либо текстовое сообщение, либо приложение.
От волнения она не обратила внимания на то, что сигнал другой, и теперь с лихорадочной торопливостью определила его тип.
— Вы правы, — выпалила она. — Это приложение. Похоже на фотографию или видео. Да, видео! Длинное… двенадцать мегабайт.
— Подождите! Не открывайте!
Гектор пытался остановить ее. У него было дурное предчувствие. Ему хотелось подготовить Хейзел. Но она будто не слышала и уже просматривала видео на маленьком экране.
— Это Кайла! — радостно воскликнула она. — Она жива. Слава богу! Посмотрите же, Кросс!
Он подошел к ней, обойдя стол.
— Бедняжка! Такая красивая… трагически красивая.
На экране Кайла шла к мужчине, сидевшему на ковре в окружении вооруженных арабов в масках. Лицо мужчины тоже было закрыто куфией. Но камера приблизилась, на экране остались только его голова и плечи. Мужчина открыл лицо.
— Кто этот человек, Кросс? Вы его знаете? — возбужденно спросила Хейзел.
— Нет, я впервые его вижу. Но теперь никогда не забуду, — негромко ответил Гектор. Адам произнес короткую речь. Они молча слушали, глядя на экран, как на ядовитую гадину.
— …Заплатите выкуп, и ваша прекрасная дочь немедленно вернется к вам, — негромко закончил Адам.
— Я заплачу, — прошептала Хейзел. — Заплачу столько, сколько они захотят.
— Мне жаль, миссис Бэннок, — мягко сказал Гектор, — но он лжет. Все, что он говорит, ложь. Это Зверь, а он отец лжи.
Изображение на экране сменилось. К Кайле подошел араб с ножом.
— Он ее не тронет. Он не может. Я заплачу. Сколько угодно, лишь бы они не мучили мою малышку!
В ее голосе звучала истерика.
— Будьте мужественны! Ради Кайлы — будьте мужественны.
— Ведь это же люди, а не звери, — сказала она. — Они не тронут невинную юную девушку, которая не причинила им никакого зла.
— Да, не звери. Но самые свирепые звери добры и благородны по сравнению с этими тварями.
Араб над Кайлой обнажил свой огромный пенис. Хейзел всхлипнула и схватила Гектора за руку. На экране начал развертываться ужас, и она замолчала. Но дрожала, словно в лихорадке.
— Выключите! — приказал Гектор, но Хейзел покачала головой. Ее рука сдавила руку Гектора как стальными тисками. Он не мог поверить, что она так сильна, но не пытался высвободиться, хотя от боли заслезились глаза: он не мог отказать Хейзел в утешении, какое мог дать. Обоим казалось, что многократное насилие над ее дочерью тянется бесконечно. Гектор чувствовал, как в нем поднимается гнев, какого он никогда прежде не испытывал. И когда на экране снова появилось лицо Адама, Гектор нашел для своей ненависти точку приложения. Он смотрел на это лицо, стараясь навсегда запечатлеть его в памяти. Наконец ужасная запись закончилось, экран потемнел. Гектор и Хейзел не шевелились и долго молчали, продолжая смотреть на пустой экран.
— Я заплачу, если смогу, — прошептала Хейзел.
— У вас нет столько, сколько они просят. Десять миллиардов долларов, — сказал Гектор, и это был не вопрос, а утверждение. Она покачала головой и выпустила его руку.
— «Бэннок ойл» принадлежит не мне. Компания принадлежит акционерам. Семьдесят три процента выпущенных акций — собственность трастового фонда Генри. У меня есть право голосовать от числа этих акций, но нет права их продавать. Только два с половиной процента общего капитала компании зарегистрировано на мое имя. Если я продам акции и все остальные свои активы, возможно, наберется пять миллиардов. Ну, пять с половиной. Можно поторговаться.
— Даже не думайте! — сказал Гектор. — Будь у вас хоть двадцать миллиардов, этого не хватило бы. Они хотят чего-то другого.
— Но что еще мы можем сделать?
— Надо тянуть время, пока не вернутся Утманн и Тарик. Ответьте этим ублюдкам, что собираете деньги, но на это требуется время. Говорите им что угодно. Ответьте на их ложь своей.
— А потом?
— Не знаю, — признался он. — Сейчас я могу сказать с уверенностью только одно.
Хейзел повернулась и впервые с того момента, как начался показ видеозаписи, посмотрела на Кросса. Его лицо было словно выточено из светлого, необычайно твердого мрамора и не отражало никаких человеческих чувств, кроме ненависти. Зеленые глаза горели. Это было лицо Немезиды.
[36]
— Что же?
— Что я вытащу девочку и убью всякого, кто попытается остановить меня.
Она почувствовала, как ее, словно весеннее половодье, захлестывает незнакомое чувство. Это мужчина, первый настоящий мужчина, какого она встретила после того, как у нее отняли Генри Бэннока. «Его я ждала всю жизнь. Я хочу его, — подумала она. — Он нужен мне. И Кайле тоже. О боже, как он нам нужен!»
* * *
— Мы наконец получили требование выкупа, — сказал Гектор, когда все снова собрались в ситуационном центре. Все внимательно смотрели на него.
— Сколько? — негромко спросил Пэдди О’Куинн.
— Неважно сколько, — ответил Гектор. — Мы не можем заплатить. Мы вообще не будем платить.
Пэдди кивнул.
— Ты был бы сумасшедшим, если бы пошел на это. Но что ты собираешься делать?
— Освобождение под огнем, — сказал Гектор. — Мы вытащим девочку.
— Вы знаете, где ее держат?
Все подались вперед, как псы, взявшие след.
— Нет!
Они откинулись на спинки стульев, не скрывая своего разочарования. Пэдди высказался за всех:
— Мне кажется, это слегка осложняет дело.
— Тарик и Утманн скоро вернутся. Они знают, где ее держат.
— Ты уверен? — спросил Пэдди.
— Они хоть раз не выполнили задание?
Несколько мгновений все молчали, потом Пэдди заметил:
— Все бывает в первый раз.
— Слушай, Фома неверующий! Если поставишь сто долларов, даю десять против одного. Ставь или заткнись.
— Где я найду деньги, которые ты мне платишь?
